Край сахарного тростника

Мы с радостью покидали опрятные улицы Таунсвилла, где после долгих месяцев странствий по пыльному Арнемленду чувствовали себя несколько непривычно. Нам вдруг стало как-то не по себе. Хотя в буше нам иногда не хватало уюта городской жизни, буш очаровал нас и мы будем долго скучать по его бескрайнему зеленому морю. Вместо неторопливых бесед у лагерного костра будут визиты к друзьям или вечера у телевизора, вместо удобных шорт и маек мы снова наденем пиджаки и галстуки, вместо крика попугаев будем слышать шум трамваев и автомобилей. Так уж устроен человек - ему всегда жаль того, что он теряет.

Таунсвилл, самый крупный и важный город северного Квинсленда, остался позади. И вот мы едем по шоссе Пасифик-Хайвей на юг. Это шоссе - часть главной австралийской магистрали. Оно идет почти вдоль всего побережья континента от Кэрнса до самого Дарвина. А далее наша цель - Сидней, откуда мы уехали шесть месяцев назад. Пасифик-Хайвей - это еще не автострада; он будет автострадой в будущем. А пока его можно сравнить с нашим магистральным шоссе: у них одинаковая ширина, оба асфальтированы.

Нашему хорошему настроению способствует живописность края, которым мы проезжаем. До этого все было выцветших коричневых и зеленоватых оттенков. Теперь пошли яркие, ликующие краски. Лазурь моря соперничала синевой с небом, тропическая растительность била в глаза сочной зеленью. Природа здесь каждую минуту являет взору картины до того яркие, что они начинают граничить с безвкусицей. Здесь всегда есть чем восторгаться. Справа манят лесистые горные склоны, круто вздымающиеся от низких прибрежий к центру континента. Это часть длинной цепи Большого Водораздельного хребта, который называют также Австралийскими Кордильерами. Восточные склоны, где выпадает много осадков, поросли саванным лесом. Там в изобилии растут эвкалипты. На западных склонах, где осадков меньше, редколесье постепенно переходит в саванны. На северо-восточном побережье Квинсленда, где влаги достаточно, можно встретить непроходимые леса, напоминающие тропические заросли на других континентах. Дожди здесь нерегулярны, и в отличие от экваториальных областей Азии, Африки или Южной Америки тропические леса не занимают больших площадей. Больше всего их на восточном побережье полуострова Йорк. Такие леса есть и на квинслендском юго-востоке, где они постепенно переходят в субтропические. В тропических лесах много полезных растений. Деревья высокие, густые, кроны пропускают мало света и внутри господствует полумрак. Ветви и стволы обвешаны различными лианами, эпифитами, папоротниками, орхидеями.

Леса на прибрежной низменности были выкорчеваны и площади расчищены под поля. Все чаще по сторонам шоссе тянутся плантации сахарного тростника, по выращиванию которого Квинсленд занимает первое место среди остальных штатов - он дает свыше 90% австралийского сахара. Тростник выращивают на полосе в две тысячи километров, так называемой Sugar Cane Belt, протянувшейся вдоль побережья от Кэрнса на севере до реки Кларенс в Новом Южном Уэльсе на юге. Его выращивают на средних и мелких фермах, часто объединенных в кооперативы капиталистического типа, и на крупных фермах, которым принадлежат мельницы и рафинадные заводы. Средняя площадь ферм - примерно двадцать гектаров. Самая большая проблема состоит не столько в том, чтобы вырастить сахарный тростник, сколько в том, чтобы вовремя его убрать. Уборка - тяжелый труд, которым занимаются бригады сезонных рабочих. Она продолжается несколько месяцев, пока весь сахарный тростник со всех плантаций не будет отвезен на сахарные заводы.

Жизнь рубщиков сахарного тростника тяжела и сурова.

С утра до вечера, не разгибая спины на изнурительной жаре, рубят они высоченный, до трех метров, тростник, стараясь сделать за день как можно больше, потому что заработная плата у них сдельная. Вечером с натруженными руками возвращаются они в свой барак на ферме и, укладываясь на ночлег, считают дни, когда закончится сезон уборки и можно будет снова уехать на юг и включиться в городскую жизнь. Они, как перелетные птицы. Каждый тратит деньги как умеет. У всех руки в мозолях, лица опалены солнцем, отмечены следами тропического климата и тяжелого, изнурительного труда. Рубщики едут к родителям, друзьям, знакомым, подругам. Они обычно не женятся - их образ жизни и работа не подходят для этого. Многие остаются на севере навсегда. Десятки гибнут от болезней, ядовитых змей.

Но эти парни любят свою работу и гордятся ею. Если по возрасту или из-за болезни им приходится ее оставить, они очень тяжело переживают. Работу в городе на заводе они считают унизительной, не достойной настоящего мужчины. Она привязывает к одному месту и лишает свободы. Ребята с нетерпением ждут отъезда в город, где бывают каждый год. Те несколько месяцев, которые они там проводят, - это как раз та маленькая счастливая часть их жизни, ради которой они живут. Но городской комфорт и современная цивилизация дают им лишь смену обстановки, возможность немного развеяться и потратить заработанные деньги. Надолго они там не оседают.

Рубщики тростника гордятся тем, что они потомки переселенцев, своим упорным трудом создавших сегодняшнюю Австралию. Два рубщика сахарного тростника стали главными героями пьесы австралийского автора Рея Лоулера "Лето семнадцатой куклы" - одной из первых австралийских пьес, начавших победоносное шествие по сценам Европы и Америки. Поставлена она и в Чехословакии.

Рубщиков с каждым годом становится меньше. Их тяжелый труд все чаще выполняют современные машины. Если хороший рубщик рубит за день примерно 6 тонн сахарного тростника, то комбайн убирает 15 тонн в час, и уже одну пятую часть австралийского сахарного тростника убирают машины. Срубленный тростник отправляют на заводы, которых в "сахарной полосе" несколько десятков, особенно много их в портах. Перевозят сахарный тростник по государственным или принадлежащим частным фирмам железным дорогам, в большинстве узкоколейным. Там, где это возможно, тростник переправляют на специальных грузовых баржах. На сахарных заводах получают сахар-сырец, который отсылают затем на переработку на большие рафинадные заводы в Юго-Восточной Австралии. Ни один из убранных стеблей не пропадает. Из меляссы делают отличный квинслендский ром, известный во всей Австралии, негодные стебли используют как топливо или для производства прессованных строительных плит.

На плодородных и хорошо орошаемых восточных склонах Большого Водораздельного хребта и в прибрежной низине шириной 80 - 100 километров, где природные условия благоприятны для сельского хозяйства, кроме сахарного тростника выращивают бананы и ананасы на севере, цитрусовые, виноград, пшеницу, кукурузу и табак на юге. У всех этих растений есть один общий враг. Мы искренне восхищались при первой встрече его импозантной красотой: кактус опунция (Opuntia). Австралийцы называют его "prickly pear". Этот колючий кактус, тысячи раз проклинавшийся квинслендскими фермерами, - красноречивое доказательство губительных последствий вмешательства человека в австралийскую природу. Впервые его привезли в Австралию из тропической Америки в 1839 году. Сначала его высаживали в садах для декоративных целей, затем он начал размножаться на австралийской целине сам, да так быстро, что на 200 тысячах квадратных километрах плодородной земли занял площадь, почти в полтора раза превышающую площадь нашей республики. Опунция неумолимо вытесняла пшеницу и овес. Десятки фермеров покинули фермы, так как их пастбища и поля сплошь заросли кактусом. Как только ни пытались бороться с ним: огнем, лопатой, машинами, - ничто не помогало. Казалось, остановить буйный рост этого плодовитого растения невозможно. Но тут ученым пришла в голову мысль использовать в борьбе со стойким кактусом достижения современной науки. Установили, что на родине кактуса больше всего вреда ему приносит ночная бабочка Castoblastic cactorum, гусеницы которой паразитируют на опунции. В 1925 году сотни тысяч яичек этой бабочки разослали фермерам (предварительно, конечно, установив, что гусеницы не приносят вреда сельскохозяйственным растениям). Особое внимание было обращено на наиболее страдающие от опунции области страны. В течение десяти лет опунция - гроза всех фермеров - была уничтожена. Наиболее плодородные земли можно было теперь использовать по назначению - для сельского хозяйства. Опунция перестала размножаться, и фермеры смогли спокойно вздохнуть. Самая грозная опасность миновала, но колючий кактус еще окончательно не сдал своих позиций. В Квинсленде он встречается довольно часто.