Ее редко произносят с уважением к тому, к кому она относится. В лучшем случае в ней слышится насмешливое сочувствие, в худшем - презрение к неудачнику, не сумевшему приспособиться к жизни и урвать у нее то, что смогли урвать другие.
Но я хочу рассказать о человеке, который все-таки построил воздушный замок, о мечтателе, чья мечта стала реальностью вопреки насмешкам окружавших его "деловых людей" и всеобщему неверию в то, о чем он мечтал с детства.
...Шуф - горный район Ливана - отличается дикой живописностью старых базальтовых скал, зеленых вершин и глубоких долин, фантастически закрученными петлями узких серпантинных дорог. На крутых горных склонах лепятся селения, где первые этажи домов, крытых красной, желтой и серой черепицей, вырублены в базальте. С дороги-улицы в один из таких домов надо спускаться по крутым каменным лестницам, в другие - по таким же лестницам приходится подниматься. Таков именно дом Мусы Маамари, одиноко стоящий между христианским селением Дейр эль-Камар и древней резиденцией эмиров Ливана - селением Бейтэддин. Он стоит вплотную к узкой горной дороге, почти касаясь ее своим верхним этажом, а два нижних этажа уходят вниз по крутому скалистому склону, опираясь на неширокую вымощенную каменными плитами площадку, украшенную восточным фонтаном. От расположившейся внизу долины площадку отделяет подобие невысокой крепостной стены, между зубцами которой застыли старинные пушки. Впрочем, и сам дом - это не дом, а небольшой замок с зубчатыми башнями-бойницами и узкими сводчатыми окнами. С дороги входят в него - через небольшой подъемный мост, перекинутый через узкий, но глубокий ров, а за рвом - низкие деревянные ворота, обитые железными полосами. В воротах - крохотная калитка, войти в которую можно, только как следует пригнувшись.
Но войдешь в калитку - и сразу же окажешься в совершенно необычном мире. За узким коридором перед каменными столбами, поддерживающими сводчатую крышу просторного помещения - рыцарского зала, - царит оживление. Но не рыцари пируют здесь за роскошно накрытым столом, а простые крестьяне потягивают кальяны и распивают местное вино, наслаждаются кофе, который разливает им из высокого медного кофейника с длинной ручкой юноша, готовящий этот напиток на большой жаровне. За другим низким столиком, усевшись на старинном ковре, ведут спор знатоки священных книг. Дальше работают женщины - жужжат прялка и старая швейная машинка. Молодая мать возится у очага, не забывая покачивать оригинальную деревянную колыбельку с младенцем. Девушка крутит плоские каменные жернова - мелет пшеничные зерна. В другом углу трудятся мужчины. Стучат молоты кузнецов. Крутит свой круг гончар. Он так увлекся, что не замечает, как наглая мышь крадется к забытому им скромному ужину. И все это ярко, красочно - национальные одежды, народная утварь, плоды благодатной ливанской земли - такие свежие, будто их только что принесли из сада или с огорода.
Муса Маамари, невысокий моложавый человек с загорелым лицом и натруженными руками каменщика, возился с "соколком", закрепляя раствором основание кузнечного горна. С первого взгляда его трудно было различить в полумраке зала, тесно населенного манекенами, выполненными в человеческий рост, причем не застывшими, не витринными, а приводимыми в действие скрытыми электромеханизмами. Я знал, что передо мною манекены, так как уже несколько раз бывал в этом замке, и вздрогнул от неожиданности, когда один из них вдруг, подойдя ко мне, заговорив, оказался живым человеком.
Муса Маамари ждал нашего приезда - потому-то его "питомцы" и "жили" в столь ранний час, да еще в будний день, ожидая нас вместе с хозяином. Ждала нас и семья Мусы - его жена, миловидная женщина с радушной улыбкой, старший сын - паренек лет пятнадцати. Сам Муса, его жена и сын - это и есть штат небольшого и своеобразного этнографического музея, значащегося на туристических картах Ливана как "Замок Мусы". Муса - его владелец, директор, хранитель, строитель, скульптор, художник, механик, электрик, сын - продает билеты у входа на подъемный мост, жена торгует сувенирами в нижнем этаже, там, где завершается экспозиция. Экскурсоводов здесь нет, но экспозиция так наглядна и понятна, что объяснений не требует.
В воскресные и праздничные дни среди посетителей здесь не протолкнешься. И это не туристы, это жители окрестных селений, в праздничных костюмах целыми семьями приезжающие, чтобы побывать в "Замке Мусы". Они приходят, чтобы увидеть собственную жизнь, со скрупулезной точностью повторенную экспозицией музея, посмотреть на собственные обычаи, на повседневные сценки, на традиционные костюмы, обыденные предметы быта и орудия труда.
- Я, честно говоря, боялся, что никто из здешних жителей не пойдет смотреть на то, что они видят каждый день у себя дома, - признался мне как-то Муса. - Но оказалось - наоборот! Все это вызывает у них восторг, они вдруг видят свою жизнь со стороны, видят ее яркую красоту, заново открывают и осмысливают ее традиции. Многие приходят по нескольку раз.
(Интересно, что то же самое я слышал от сотрудников Дамасского этнографического музея - Дворца Азема, одного из музеев города, самого популярного среди простых жителей Дамаска и его окрестностей.)
...Сегодня нашим экскурсоводом был сам Муса Маамари. Мы следовали за ним по узким, холодным и сырым коридорчикам замка, спускались и поднимались по крутым лестницам, неожиданно открывающимся за потайными дверцами в каменных стенах, переходили с этажа на этаж, из "дивана" - зала для официальных собраний - в кофейную комнату, где в большой круглой жаровне, наполненной раскаленным песком, стояли высокие, похожие на минареты, латунные кофейники с кофе "по-бедуински", который готовится по 16-18 часов. Этот кофейный экстракт наливают всего лишь по нескольку капель, чтобы только-только закрыть им дно маленьких чашечек. Отведав такого напитка - сразу же хватаешься за сердце, начинающее гулко стучать в груди.
Одна из комнат музея - класс типичной арабской школы, как объяснил Муса. Более того - копия того класса, в котором учился он сам.
В тесном помещении за грубыми столами расположилось полтора десятка подростков. На столах - потрепанные книги, тетрадки, латунные чернильницы. Ученики шумят, размахивают руками. Одни протестуют, другие злорадно ухмыляются, глядя на своего товарища, поставленного в угол лицом к стене, на колени - на острую щебенку. Учитель бьет тростью другого ученика, закрывающегося от ударов руками. На столе перед учителем пустая бутылка из-под "арака" - популярной на Востоке анисовой водки. Рядом со столом, на полу - корзинки со всякой снедью - вареная курица, яйца, овощи и фрукты. Лицо учителя - багрово.
- Это сцена из моей жизни, - рассказывает Муса. - В углу на коленях я, а учитель, хорошенько выпивший с самого утра, бьет моего брата, осмелившегося за меня заступиться. А рядом со столом учителя - плата натурой, которую ученики должны были приносить ему каждое утро.
Однажды на уроке рисования учитель обнаружил, что вместо глиняного кувшина, который мы должны были срисовывать, я рисую замок - замок моей мечты. Я так увлекся, что не заметил, как учитель подкрался ко мне.
- Это что? Замок твоего отца? - рявкнул он злобным голосом, который до сих пор звучит у меня в ушах.
__ у моего отца нет замка, - ответил я. - Но не смейтесь, может быть, через двадцать лет я сумею построить такой замок. Разве вы не повторяете нам все время слова Наполеона, что нет ничего невозможного под солнцем?
Учитель от этого ответа пришел в такую ярость, что избил меня.
И тут же я был отправлен в угол на щебенку. После этого я сбежал из школы и отправился в Бейрут к моему дяде, который служил в Дирекции по охране древностей. Он уже знал, что я бросил школу, и для начала хорошенько избил меня. Устав, он наконец спросил:
- Ну а теперь скажи, дурак, почему ты сбежал из школы?
- Потому что я хочу научиться искусству строительства и помогать вам в вашей работе, - ответил я, за что получил еще одну оплеуху.
- А зачем, дурак, тебе это понадобилось? - последовал затем вопрос уже начавшего отходить от гнева дяди.
- Потому, что я хочу потом построить замок! - упрямо ответил я.
Я все-таки остался у дяди, начальником которого был сам эмир Морис Шехаб, большой ученый, специалист по античности и древней культуре Востока, ныне директор Национального музея Ливана.
Мне было уже тридцать лет, когда я сумел, наконец, приобрести кусок крутого горного склона и начать строить замок моей мечты. Все, кто проезжал мимо, смеялись, указывая на меня пальцами:
- Смотрите! Это тот, кто хочет построить замок! Но я продолжал строить этаж за этажом, украшая камни финикийскими, ассирийскими, египетскими, римскими, арабскими, французскими надписями, которые каменщики оставляли обычно на возведенных ими стенах. Тогда в Бейтэддин приезжало много туристов. И вот однажды, когда мой замок был уже построен, перед ним остановился туристический автобус, из которого высыпали иностранцы.
- К какой эпохе относится этот замок? - спросил один из них, приняв меня за рабочего, ремонтирующего стены.
- Не знаю, - входя в роль, ответил я. - Может быть, это средние века.
С тех пор замок стал туристической достопримечательностью, и я решил превратить его в музей этнографии моего народа...
К этому рассказу надо добавить, что все - и сам замок, и его электротехническое оборудование, и манекены, и одежда, и утварь - все дело рук самого Мусы Маамари и помогающей ему жены. Теперь же помощником им стал и старший сын, перенимающий мастерство отца и так же, как и отец, гордящийся замком-музеем.
Все трое ходили вместе с нами по замку, и лица их светились гордостью. Нет ничего невозможного под солнцем - эти слова Наполеона стали их девизом на всю жизнь.