Али Галяб (Ахмар)

Городской стадион Саны - традиционное место всех массовых мероприятий. В тот день он был особенно празднично украшен - национальными флагами, плакатами, транспарантами. Гремели марши, которые исполнял военный оркестр, построенный посредине футбольного поля. Трибуны были забиты гостями. Самые почетные места - под бетонным навесом, защищавшим от припекающего уже с утра аравийского солнца. Рядом с членами правительства восседали шейхи "дружественных" племен, получающих от государства содержание и в данный момент находящихся с ним в мире. Шейхи "недружественных" племен, в настоящий момент с правительством конфликтующие и считающие себя независимыми правителями племенных территорий, на торжества, естественно, не прибыли.

Торжества начались чтением Корана. Его читал известнейший в городе мулла. Для него вынесли микрофоны и пюпитр, на котором он разложил толстый фолиант, переплетенный в зеленую кожу с золотым узорным тиснением. Муллу сменил бравый мужчина в желтой пятнистой форме десантника, как мне охотно объяснили мои соседи по трибуне, майор и знаменитый поэт.

Поэт прочел длинную поэму, посвященную революции, и был награжден бурными и искренними овациями. Затем начался военный парад. Открыл его по традиции танк "Аль-Маред" ("Мощный"), и его тоже приветствовали долгими овациями. 26 сентября 1962 года, когда демократически настроенные офицеры свергли наследного принца Эль Бадра, этот танк ворвался во дворец имама, и командир его погиб от пуль охранников. Потом двинулась боевая техника - танки, самоходки, артиллерия. Над стадионом - почти на бреющем полете пронеслись реактивные истребители, затем бомбардировщики. Стадион восторженно гудел... Но вот техника покинула поле и за ней двинулись племенные формирования. Шли горцы - в футах, кусках белой ткани, обернутой вокруг бедер, в кожаных сандалиях. На плечах они несли старинные винтовки с длинными стволами и украшенными перламутром и медью прикладами. Грудь горцев была перепоясана красивыми патронташами, на широких ярких поясах висели длинные кривые сабли и, конечно же, - нарядные джамбии. Я знал, что и винтовки, и сабли, и джамбии - это не театральный реквизит, а "действующее" оружие. В руках горцев даже старые английские винтовки, принадлежавшие еще их дедам, разят без промаха, а уж про сабли и джамбии и говорить не приходится. На рукоятках джамбий, сделанных по традиции из носорожьего рога, частенько можно увидеть устрашающе-гордые надписи: "Мною убито... (далее сообщается, сколько человек)". Раны от удара джамбии трудно поддаются залечиванию и чаще всего смертельны.

Горцы шли отличным строевым шагом, их выправке могла бы позавидовать любая гвардия. Потом прошли подразделения отборной десантной дивизии - высокие крупные парни (йеменцы в основном низкорослые и худощавые). А в завершение празднества по стадиону двинулись колонны горожан, представители разных профессий и ремесел, студенты, школьники, спортсмены, крестьяне. Все это было ярко, красочно, празднично, приподнято, весело...

После завершения празднества Абду буквально потащил меня - чуть ли не бегом! - к своей "тойоте", припаркованной неподалеку на пустыре так, чтобы не оказаться в пробке при выезде на шоссе.

- Ну а теперь куда? - спросил я, пребывая все еще во власти праздничного возбуждения.

- В отель, сегодня же праздник! - как само собой разумеющееся ответил он.

- Что ж, так и просижу вечер в отеле? - удивился я. - Наверное, ведь есть для нас какая-нибудь программа? Будут какие-то встречи, поездки?

Абду посмотрел на меня, как на чудака: какая программа, какие встречи могут быть в праздник? И вообще, к чему суетиться, если живешь в роскошном отеле, где все для тебя бесплатно? Отдыхай и наслаждайся жизнью!

- Нет уж, в отеле я сидеть не буду, - твердо заявил я.

Абду некоторое время ехал молча.

- Ладно, - нехотя принял он, наконец, решение. - Вечером будет торжественный концерт в офицерском клубе, отвезу вас туда...

- А как насчет дальнейшей программы? - напирал я. - Ты же должен знать, раз тебя ко мне приставили. Ты кто?

Он улыбнулся:

- Я? Шофер... только шофер. А программа - это уже Али Галяб... Ахмар... Это в министерстве информации... Букра... (завтра!)... Иншалла... (Если позволит аллах...)

Он явно стремился от меня избавиться - хотя бы до вечера - и упрямо вел свою "тойоту" к отелю "Шаба". И я его в глубине души не осуждал - у него сегодня был праздник!

Улицы были полны празднично одетых мужчин. Они щеголяли в живописных футах, тонконогие, голенастые. На головах - куфии, большие платки - белые, в красную, синюю, черную мелкую клетку, придерживаемые двойными кольцами из конского волоса. Куфии спускались углом на плечи и спину, прикрывали нижнюю часть лица. Из-под современных пиджаков виднелись широкие, расшитые золотом или серебром парчовые пояса с висящими на них джамбиями в богатых ножнах. Но женщины по-прежнему были в черных накидках до самой земли. Иногда, правда, встречались женщины в обычной европейской одежде. Абду чуть ли не выворачивал шею, провожая их взглядом.

- Эфиопки, - объяснил он мне со сдерживаемым вздохом. - Им это можно!

На тротуарах расположились торговцы всякой мелочью. Продают куски дыни, яблоки, бананы, булочки, печенье, конфеты, красный напиток, приготовленный из цветов граната, просто вода со льдом. Но не только это. Мужчины разбирают веники среднего размера, связанные из веток с темно-зелеными некрупными листьями. Купив веник, они суют его под мышку и удаляются медленно и степенно, явно гордясь своим приобретением.

- Кат, - сказал Абду с завистью, проезжая мимо очередного счастливца, шагающего аж с двумя вениками.

Что такое кат, объяснять мне не требовалось. Я знал, каким несчастьем для страны стал этот кустарник, листья которого содержат наркотическое вещество. Я знал, что примерно с часу дня жизнь во всей Сане замирает - мужчины жуют кат, запивая его водой, пепси-колой, а кто побогаче - контрабандным виски. Только к шести-семи часам вечера город понемногу начинает приходить в себя. Некогда Йемен славился на весь мир своим кофе мокко, но теперь кофейные плантации почти все вырублены и засажены катом, приносящим их владельцам фантастические доходы, а кофе производится столько, что его едва хватает для представительства - угощения иностранцев и на подарки зарубежным гостям.

В Йемене неоднократно предпринимались робкие попытки если не запретить, то хотя бы как-то ограничить и регламентировать жевание ката, но немедленно находились специалисты, "научно" доказывающие, что кат вреден не больше, чем крепкий чай. И сегодня кат господствует почти во всех районах страны и особенно в больших городах. Без него не обходится ни одно большое торжество, например, свадьба, где гостям подают на подносах молоденькие листья, сорванные с верхушечных веточек этого кустарника. Я видел многих йеменцев, нажевавшихся ката, пребывавших в отупении и полной заторможенности. Поверить, что кат не вреднее крепкого чая, я после этого никак не могу.

Но Абду уже чувствовал приближение заветного часа и невольно притормаживал перед каждым торговцем вениками. Он терзался непреодолимым желанием наркотического блаженства. Приставать к нему с вопросами о какой-то там программе моего пребывания в Йемене было сейчас совершенно бесполезно. Я сдался и переключил все свое внимание на то, что видел за окнами "тойоты".

Когда Абду, наконец, высадил меня у "Шабы", я был совсем не уверен, что увижу его вечером. Праздник все-таки есть праздник! Но пообедав "за счет царицы Савской", я вдруг почувствовал усталость, вспомнил, что за двое последних суток спал всего лишь три часа, и мысленно поблагодарил Абду за горячее желание оставить меня в покое.

Я вышел на небольшой балкончик своего номера и залюбовался открывшейся передо мною панорамой: в чаше черных безлесых гор раскинулись кварталы разноцветных домов. Напротив "Шабы" - модерновое здание государственного банка и еще каких-то учреждений, вдалеке трибуны городского стадиона, то там, то здесь густо-зеленые стрелы эвкалиптов и цесарины, соперничающие высотою с серыми минаретами мечетей. С гор тянуло свежестью и прохладой. Это была древняя Сана, столица "Арабия Феликс", "Счастливой Аравии", как называли в древности Йемен. Я глянул вниз. У отеля стоял серый "лендровер" с большой белой надписью на борту - "Арабия Феликс", машина, обслуживающая туристов.

На следующее утро по моему настоянию Абду повез меня в министерство информации, трехэтажное казенное здание которого расположилось в квартале неасфальтированных улиц и ничем неприметных двух-трехэтажных домов, не имеющих ничего общего с оригинальной архитектурой средневековой Саны. У ворот скучал солдат-часовой, спрашивавший пропуска. У нас пропусков не было, и он пропустил нас так. Унылые коридоры и такие же унылые кабинеты были пусты по случаю продолжающегося праздника, но в одной из комнат за ободранными железными столами расположилось несколько мелких чиновников, с наслаждением пивших чай из маленьких, похожих на стопочки, стаканчиков с крошечными ручками на талии. Я видел такие стаканчики во многих ближневосточных странах, где местные жители называли их "русскими", утверждая, что они поставляются из СССР. Стаканчики эти им очень нравились.

Проводив меня до дверей, Абду сразу же испарился, и я остался на пороге, безо всякого интереса рассматриваемый хозяевами комнаты. Я поздоровался по-арабски, потом по-английски спросил, где мне найти Али Галяба. Чаевничающие переглянулись, но ничего не ответили. Я повторил вопрос, и вдруг человек, сидевший за столом у окна, ответил мне по-русски:

- Ну, я Али Галяб. А что?

Он был сероглаз и белокож, с европейскими чертами лица и совсем не похож на смуглых йеменцев.

- А вы товарищ Коршунов? - продолжал он безо всякого интереса. - Вы прилетели вчера?

- А вы, как я слышал, отвечаете за программу моего пребывания в вашей стране? - перешел я в наступление.

- Ну, отвечаю, - с тяжелым вздохом признался он. Я взял свободный стул и решительно подсел к его столу.

- А если бы я сейчас к вам не приехал или, приехав, не застал бы вас, то так бы и просидел все эти дни в отеле?

Он равнодушно пожал плечами:

- Ну и отдыхали бы... "Шаба" - прекрасный отель, ешьте, пейте сколько хотите, все будет оплачено. Чего же еще надо!

- Но я приехал сюда не отдыхать, а работать! - вырвалось у меня.

- Работать? - искренне удивился он и вдруг сладко зевнул. - Зачем? Отдыхайте, празднуйте...

- Ну нет, хабиби! (дорогой), - не выдержал я.- Раз вы отвечаете за мое пребывание в вашей стране, извольте предоставить мне программу...

И, не давая ему опомниться, я принялся излагать программу моего пребывания в Йемене, которую продумал заранее и которая позволила бы мне собрать максимально обширный материал для дальнейшей работы: посещение таких-то и таких-то объектов в Сане, встречи с такими-то представителями властей, беседы и интервью, а главное - поездка в Таиз, вторую традиционную столицу Северного Йемена, и в Ходейду, порт на Красном море, в котором я побывал двадцать лет назад, когда завершилось его строительство советскими специалистами.

Али Галяб, поняв, что от меня не так-то просто отделаться, опять тяжело вздохнул и задумался.

- Все, что в Сане - это можно, - наконец заговорил он. - А вот насчет поездки в Таиз... Нужно будет согласовывать...

- Ну так согласовывайте, - напирал я. - Одного дня вам на это хватит?

- Но ведь у нас праздники! - искренне возмутился он. - Я должен буду сначала согласовать это дело с замом, а где его найдешь - в праздники-то?

С каким "замом" он не уточнил, но подразумевалась явно фигура в министерстве влиятельная.

- А если так, то я соберусь и улечу из Саны первым же самолетом, идущим на Дамаск. Жиреть за счет царицы Савской я здесь не собираюсь! - я встал.

- Ну ладно, - нехотя уступил Али Галяб. - Все вы русские - такие. Все куда-то спешите, торопитесь. А у нас на Востоке спешить нельзя. Некуда у нас спешить, да и незачем...

Он опять вздохнул и тоже поднялся:

- Садитесь пока и отдыхайте, а вам сейчас принесут чай. Чай на Востоке пить надо обязательно, очень полезно пить чай на Востоке! А я пойду пока, поищу зама. Может быть, он где-нибудь здесь, в министерстве...

И Али Галяб неторопливо удалился. За ним последовали и остальные любители чая, и я остался один в комнате с ободранными канцелярскими столами и голыми стенами. Минут через пять босоногий старик в футе и с джамбией на поясе принес мне на подносе стаканчик крепчайшего, приторно сладкого чая и неслышно удалился. Через пятнадцать минут он принес мне еще стаканчик, потом еще и еще. Наконец, появился Али Галяб, оживившийся, повеселевший.

- Нашел зама! - радостно объявил он мне с порога. - Зам будет согласовывать с... самим!

И он многозначительно указал пальцем в потолок, имея в виду еще большего начальника. Затем доверительно понизил голос:

- Я получил от зама указание - помогать вам... От чая у меня уже гудело в голове, мне было душно и хотелось поскорее выбраться на свежий воздух.

- Хоть музеи-то у вас сегодня работают? - ухватился я за первую пришедшую в голову мысль. - Покажите мне сегодня хоть музей... чтобы не терять времени. Другого, я думаю, вы сегодня для меня сделать ничего не можете...

- Отлично! - обрадовался он. - Музей. А вечером в университете будет спектакль, пьеса о революции, написал ее сам министр информации! Вечером поедем туда. Это обязательно, там будут все гости. Там я опять напомню о вас заму, зам - самому, а сам - министру... так, глядишь, нашу поездку и согласуем!

То, что он назвал поездку "нашей", меня обрадовало - значит, это дело возможное, Али Галяб сам не прочь принять в ней участие, и у меня будет спутник, говорящий по-русски.