В полдень в столице тихо

Знакомство с домом, как известно, начинается с порога. Знакомство со страной - с ее "ворот", морских или воздушных. В Перу, например, воздушные и морские "ворота" почти совпадают: международный аэропорт Хорхе Чавес находится под боком у Кальяо, главного порта страны. А вот у Панамы "ворот" сразу трое: порт Колон - на атлантическом входе в Панамский канал, порт Бальбоа - на тихоокеанском выходе из него и новый международный аэропорт Омар Торрихос - близ столицы.

На этот раз знакомство с Панамой начинается уже в воздухе, на борту реактивного лайнера панамской государственной авиакомпании "Эр Панама". Предельно внимательные стюардессы-"шоколадницы" с кожей цвета гвоздичного дерева, ("канела" - гвоздика - по достоинству воспета многими карибскими поэтами) не дают пассажирам скучать на протяжении всего полета. Ловлю себя на мысли, что еще недавно, с десяток лет назад, попасть в Панаму из Лимы, Гуаякиля или Мехико можно было только самолетами крупнейших авиакомпаний, таких, как "Пана-мерикен", "Бранифф" или "Люфтганза", которые фактически контролировали воздушные пути Латинской Америки. Ныне у панамцев есть своя государственная авиакомпания, и в отношении международных воздушных перевозок они стали меньше зависеть от иностранного капитала.

Под таким впечатлением покидаю самолет "Эр Панама" и ступаю на панамскую землю в аэропорту Омар Торрихос. Оперативность работников паспортного контроля и вежливость таможенных чиновников лишь подчеркивают общую атмосферу гостеприимства и доброжелательности. Как контрастирует она с тем отношением к "пассажиру с красным паспортом", какое царило здесь в конце 60-х годов! Тогда приходилось ожидать час, а то и два, хотя визы были в абсолютном порядке, да еще выслушивать не относящиеся к делу замечания.

В Панаме, как и во многих крупных латиноамериканских городах, за последние десять - пятнадцать лет произошло немало перемен. Одни из них бросаются в глаза, другие - малоприметны.

Перемены замечаешь сразу, едва машина отъезжает от нового здания аэропорта - просторного, хорошо спланированного и отлично отделанного внутри. Кажется, это было совсем недавно - густые тропические заросли на протяжении доброго десятка километров с обеих сторон стискивали ведущее в город шоссе. Сегодня дальние городские окраины подступают чуть ли не к самому аэропорту. Вот слева от шоссе, которое, кстати, заметно расширилось, промелькнули новые фабричные корпуса и складские помещения. Справа проплыла строительная площадка - сооружалась фабрика пластмассовых труб для будущих систем водоснабжения. Чуть дальше начались новые зоны жилищного строительства - обширные кварталы одноэтажных домиков. Покрашенные в светлые тона, окруженные зеленью палисадников, они как бы подталкивали друг друга вверх по склонам холмов. А на залитом солнцем пригорке, где несколько лет назад только-только начиналась стройка, выросли многоэтажные дома. Теперь здесь целый жилой район со своим торговым центром, кинотеатрами, автостоянками. И над всей этой уже обжитой зоной господствует оседлавшее вершину холма здание, похожее на спортивное сооружение.

- Это не спортивное сооружение, а новый учебный комплекс "Альфредо Кинтана", - пояснил шофер такси, оказавшийся человеком словоохотливым, к тому же он явно гордился новостройками, которые мелькали за окном. - Жилой район, что слева, называется Вилья-Ла-Фуэнте. В прошлом тут, возле шоссе, стоял одинокий красивый фонтан. Никто не знает, кем, когда и зачем он был сооружен. Он и сейчас остался на своем месте. Но теперь он не одинок - с трех сторон его окружают жилые дома.

Я припомнил то, что видел здесь в начале 80-х годов. Тогда район Вилья-Ла-Фуэнте еще только строился. Возле шоссе стояло несколько новеньких четырехэтажек. Подставив щедрому солнцу свои разноцветные балконы, они как бы говорили проезжавшим: "Смотрите, мы уже заселены". А на противоположной стороне сооружался большой торговый центр - ему предстояло обслуживать будущих жителей Вильи-Ла-Фуэнте. Контуры торгового центра еще только угадывались, ниточки белых камешков еще только указывали будущие подъезды к нему, а у него уже было свое название - Эльдорадо. Столичные жители гордились Вильей-Ла-Фуэнте как главной новостройкой, в ней видели перспективу на будущее.

Сегодня Вилья-Ла-Фуэнте выглядит провинциальной и поблекшей на фоне поднявшихся за ней высотных зданий. Это новый район - Эльдорадо. В том месте, где я видел геодезистов, размечавших будущие строительные площадки, вырос целый город - с торговыми центрами, стоянками для машин, ресторанами, кинотеатрами, броской разноцветной рекламой. И как своеобразный символ стремления панамцев к дальнейшему прогрессу чуть поодаль на пологом холме вытянулись к небу две тридцатиэтажные башни.

Панамская столица, в которой вместе с пригородами ныне живет около 800 тысяч человек, то есть примерно четверть всего населения страны, раскинулась широкой подковой на берегу Панамского залива. На языке индейцев, некогда обитавших в этих местах, слово "панама" означало "обилие рыбы". И в наши дни стоит выйти на набережную, названную именем Васко Нуньеса де Бальбоа, или взглянуть на залив с верхнего этажа отеля "Карибе", как взору предстанет множество покачивающихся на водной глади рыбацких шхун и шаланд. Сам первопроходец перешейка стоит, отлитый в бронзе, на набережной в окружении стройных королевских пальм. Пьедесталом ему служит земной шар, в руке, как и положено конкистадору, - шпага, взор устремлен в безбрежные дали Тихого океана.

В полдень в Панаме жарко и тихо. В Старом городе в этот час с особой остротой ощущаешь, что время здесь если и не остановилось, то по меньшей мере течет страшно замедленно. Ослепительно белый Президентский дворец, соседние дома, сохраняющие колониальный облик, узкие улочки, где двум автомобилям подчас не разъехаться, - все будто погружено в дремоту.

Тихо даже возле двухэтажного выкрашенного в светло-зеленый цвет здания с государственным флагом над крышей - в прошлом это был аристократический клуб "Уньон", потом - "Клуб солдат и сержантов Национальной гвардии". В этих кварталах отовсюду веет стариной и желанием сохранить их для потомков в первозданном виде как часть национальной истории и культуры.

Некоторые традиции, правда, могут показаться странными, тем не менее живучи и они. Скажем, Президентский дворец панамцы иногда называют "Дворцом с гарсами". Меня заинтересовало - почему? При осмотре дворца я увидел во внутреннем дворике расставленные вдоль стен клетки, в них топтались маленькие белые цапли - гарсы.

- Обычно гарсы свободно разгуливают по первому этажу, - пояснил начальник дворцовой охраны. - Такова давняя традиция. Но сегодня праздник, и птиц загнали в клетки.

Неподалеку от Президентского дворца находится уютная Площадь Франции. Она славится красивым зданием Дворца юстиции и сквериком, обсаженным пальмами и раскидистыми фламбойянами, усыпанными огненными цветами. В скверике установлен невысокий обелиск в честь французов, погибших при строительстве Панамского канала. Тут же постамент с бюстом Фердинанда Лессепса, инженера и предпринимателя, возглавлявшего акционерное общество по сооружению канала. Рядом - полукруглая стена, на которой укреплено несколько мемориальных досок. На одной из них изображен выдающийся кубинский ученый Карлос X. Финлей и текст, сообщающий о том, что Финлей в 1881 году открыл носителя желтой лихорадки, что позволило создать эффективное средство борьбы с этим злом и оздоровить тропические зоны, без чего строительство канала унесло бы еще бесчисленное количество человеческих жизней. Заканчивается мемориальный текст словами: "Благодарные народ и правительство Панамы хранят память о знаменитом кубинском ученом".

Неподалеку от кварталов, где, как утверждают старожилы, взяла свое начало панамская столица, находится одна из колоритнейших городских достопримечательностей - оптовый рынок и торговая пристань. Из разных районов страны, даже из далекого Дарьена, сюда, на причалы, составляющие часть рынка, доставляют в больших количествах мясо, рыбу, всевозможные овощи. Как ни странно, маловато фруктов и, что особенно удивительно, мало бананов, хотя именно они составляют важную статью панамского экспорта.

С раннего утра здесь слышен разноголосый гомон, далеко разносится терпкий аромат свежей рыбы и сладковатый запах гниющих на тропической жаре фруктов. На другой стороне заливчика с черной от мазута и городских стоков водой возвышается огромный амбар из листов гофрированной жести. Это так называемый Куриный рынок. Ящики с живыми курами громоздятся один на другой под самую крышу. Кур продают в живом весе. Затем покупатель подходит к рабочему, стоящему возле двух бочек, и тот быстренько "обрабатывает" покупку: руками отрывает курице голову, трепещущее туловище окунает в бочку с кипятком, ополаскивает его в другой бочке - и процедура окончена. Варварство - скажете вы. Бесспорно. Зато перья с курицы облезают сразу, все до единого, и покупатель доволен, получая "готовый продукт". Ну а как же с ветеринарным контролем - спросите вы. Я тоже задавал такой вопрос, но ответа не получил.

В этом районе особенно много баров. От улицы они отгорожены двустворчатыми деревянными дверьми-решетками, так что снаружи не видно, что делается внутри. Но гвалт, выплескивающийся оттуда на улицу, поневоле заставляет вспомнить о бурных временах пиратов и флибустьеров, не раз хозяйничавших на берегу Панамского залива.

Старая Панама сохраняет романтику колониальной эпохи, нашедшую свое выражение в деревянных балконах, нависающих над улицей, в поросших мхом черепичных крышах домов, в удлиненных карнизах самих крыш, отбрасывающих на тротуар слабую тень. Столь же бережно хранит она и "дух древности", унаследованный от минувших веков. Этим особенно гордятся старожилы, считающие себя - и не без основания - самыми большими патриотами своего города. Перемен в Старой Панаме, и прежде всего в ее историческом центре, к счастью, немного. Разве что прибавилось многоэтажных зданий на мыске, условно разграничивающем старые кварталы и районы более поздней застройки. Почти нет перемен и на примыкающей к Старой Панаме авениде Сентраль, которая по праву считается традиционной торговой зоной панамской столицы.

Главная часть авениды Сентраль - площадь 5 Мая. Названа она так в честь события, о котором напоминает белая треугольная стела, установленная посреди площади. На одной ее стороне - несколько фамилий: Альфонсо Телече, Луис Бутраго и другие, на второй стороне - девиз: "Дисциплина, честь, самоотверженность", а на третьей - изображение солдата в каске, грудью закрывающего вход в скалу, и слова: "Пороховой погреб Панамы. 5 мая 1914 года". Треугольная стела - дань памяти героям, которых чтут панамцы. В нескольких десятках метров от нее стоит другой памятник: на небольшом постаменте - фигура старца с посохом, в котором каждый без труда узнает Махатму Ганди. Хотя к Панаме славный сын индийского народа не имел никакого отношения, памятник установлен в октябре 1969 года по случаю столетия со дня его рождения. Это был дар колонии индийцев, проживающих в Панаме, а они тут - большая сила, поскольку контролируют значительную часть не только внутренней, но и внешней торговли страны.

Площадь 5 Мая и прилегающие к ней кварталы за последние годы несколько изменили свой внешний вид. Чуть в стороне, перед Дворцом законодательной ассамблеи, появился новый сквер с монументом, воздвигнутым в память о жертвах январских событий 1964 года, когда американская военщина учинила кровавую расправу над массовой демонстрацией панамцев, требовавших восстановления суверенитета Панамы над зоной канала. Устремленной в небо стеле основанием служит мемориальная стена овальной формы. Она украшена выразительным барельефом, и на ней начертан отвечающий духу времени лозунг: "Ни милости, ни миллионов - хотим жить с достоинством!"

Давно ли здесь вплотную к площади 5 Мая подступали кварталы печально знаменитого Мараньона - района панамских трущоб?! В конце прошлого века, когда сооружение канала еще только начиналось, на строительство завезли негров с Ниатупу. Островитянки в национальных костюмахов Карибского бассейна, в частности с Ямайки, и поселили их в двухэтажных бараках. Сооружение канала закончилось, а негры так и остались жить во "временных" бараках, как бы подтверждая известное правило: "Нет ничего более постоянного, чем что-то временное".

Шли годы, и Мараньон оказался в самом центре города, выросшего вокруг него. От тропических ливней и палящего солнца, а еще больше от времени дощатые стены бараков почернели и покосились, крыши из гофрированного железа изъела ржавчина. С высоты Мараньон казался одним большим ржавым пятном. На протяжении десятилетий это своеобразное панамское гетто, расположенное всего в сотне метров от границы "зоны", было рассадником социального зла - проституции, преступности, наркомании.

Только в 70-е годы, при Торрихосе, столица начала активно смывать это позорное пятно со своего лица. Бараки стали сносить, их обитателей переселять в новые жилые районы, выраставшие на окраинах. "Пройдет еще немного времени, и Мараньон исчезнет совсем", - радовались панамцы. Коммерческие же фирмы и банки, не дожидаясь этого момента, уже вели спор за право участия в застройке будущего торгового района.

А совсем рядом, в возвышенной и зеленой части города, выросли как на дрожжах здания банков, деловых контор, отелей, туристических агентств. В последний мой приезд в Панаму я будто заново знакомился со столицей, открывая для себя новые скверы, здания, целые комплексы в тех местах, которые, казалось, были хорошо мне известны, исхожены вдоль и поперек. Приходилось то и дело задавать вопросы вроде:

- Что это за красивое здание со "стрелой", словно взлетающее в космос?

- Испанский "Банко экстериор".

- А это?

- Новый отель "Коста инн". Построен испанцами.

- Эти отели, похоже, тоже новые...

- Да. "Солой" и "Веракрус". Их тоже построили иностранцы.

Гиганты из бетона и стекла - выразительные представители модных направлений современной архитектуры - появились и на авениде Испании, основной магистрали столицы, и на знаменитом Малеконе - набережной, носящей имя Васко Нуньеса де Бальбоа. В них тоже размещаются страховые компании, правления национальных и иностранных фирм, но в первую очередь банки - их в Панаме больше сотни. Сама набережная, которая раньше упиралась в отель "Холидей инн", стоявший особняком на мыске Пайтилья, протянулась дальше, на ней появились Центр конгрессов, роскошные "пятизвездные" отели, высотные жилые "башни", а прилегающая к Пайтилье зона превратилась в своего рода международный банковский центр.

Столичные небоскребы

Если взглянуть на панамскую столицу со стороны моря с высоты птичьего полета, то она предстанет современным динамичным городом с частоколом небоскребов, воткнутым в зеленые холмы, спускающиеся к самому берегу. На человека, которому такая панорама открывается впервые, она производит сильное впечатление: вот он, город с активной международной торговлей и энергичным ритмом жизни! Не случайно деловой район столицы, в котором сосредоточены в основном банки, местные жители окрестили образно и выразительно: "Золотая миля". Латиноамериканцы же в последнее время стали называть панамскую столицу "маленьким Нью-Йорком".

В этом есть своя символика: печать отсталости лежит на всем, что предназначается для "внутреннего пользования", - печатью современности отмечено все, что призвано служить внешнему рынку. Ведь речь идет о стране, которая ввозит почти все - от масла до швейной иглы. В 70-х годах ее импорт ежегодно превышал экспорт на 600-700 миллионов долларов. В конце 80-х превышение стоимости того, что Панама ввозила, над тем, что она вывозила, выражалось астрономической для масштабов самой страны цифрой: свыше одного миллиарда долларов в год. Этот огромный дефицит торгового баланса покрывался лишь частично за счет доходов от реэкспорта, обслуживания "зоны" и международного туризма, а также от деятельности "свободной зоны" порта Колон. Повторяю: лишь частично. Потому что внешний долг страны неуклонно возрастал и к концу 80-х годов достиг почти четырех миллиардов долларов.

Строительство новых зданий в Панаме ведется в основном на месте сносимых старых домов, невыразительных и не представляющих ни исторической, ни архитектурной ценности. Новые улицы прокладываются редко. Это и понятно - в территориальном отношении город давно сложился, да и свободной земли тут не так уж много. Горами, хотя и невысокими, но все же горами, панамская столица буквально прижата к Тихому океану. В этом одна из ее слабых сторон, и в этом же, видимо, одна из главных причин того, что за последние годы она росла в основном ввысь.

И еще одна особенность удивляет приезжего. В городе почти все заковано в бетон и асфальт. Правда, на некоторых улицах, идущих параллельно авениде Сентраль, непоколебимо стоят вековые деревья с раскидистыми густыми кронами. Но таких зеленых улиц немного. Чаще, чем деревья, встречаются бетонные корыта, установленные на тротуарах, в них - цветы и трава.

Бетон на бетоне! Говорят, будто в этом спасение от тропических ливней...

Есть, разумеется, в панамской столице кварталы, где на улицах цветут олеандры и где нет разноликого и разноязычного торгового столпотворения. Это так называемые приличные кварталы - там живут "избранные", те, кому по карману платить за квартиру в десять - пятнадцать раз больше, чем платит средний панамец в Старой Панаме.

И конечно же есть в Панаме, как и во всякой другой латиноамериканской столице, районы бедноты. Огромные, бесформенные, раскинувшиеся вширь, они занимают все холмистые окраины города. Рассказывать об этих столичных язвах нет ни смысла, ни желания - бедность везде одинакова, будь то Панама-Сити, как именуют панамскую столицу американские путеводители, или Рио-де-Жанейро, или Порт-о-Пренс, или Буэнос-Айрес. Достаточно сказать, что в таких районах живет большинство населения панамской столицы.

Жилищный кризис, как и другие проблемы социально-экономического характера, особенно обострился с лета 1987 года, когда Вашингтон начал осуществлять финансовую и торговую блокаду Панамы. В результате экономической агрессии США строительный бум, в условиях которого страна жила последние годы, резко замедлился, стройки были парализованы. Оказавшись в Панаме весной 1989 года, я из окна отеля не раз с горечью смотрел на стоявшее неподалеку незаконченное здание, из стен которого торчали иглы металлической арматуры. Жилье, в первую очередь дешевое, "народное", строить вообще перестали, и многочисленные семьи, которые все еще ютятся в лишенных элементарных санитарных удобств дощатых бараках Мараньона, потеряли надежду получить скромное, но достойное человека жилище. Печально известный Мараньон по-прежнему остается гнойной язвой в самом сердце панамской столицы. И он не единственный в городе.

Торрихос мечтал переселить людей из бараков и лачуг в новые, благоустроенные дома. Еще при его жизни в одном из близких к центру районов бедноты построили и заселили два многоэтажных дома. Но на том дело и кончилось. Ныне они являют собой странное и, к сожалению, символичное зрелище - два вполне современных дома посреди разросшегося скопища лачуг.

Эта грустная картина отражает не только жилищный кризис, который с каждым годом становится все более невыносимым. Она говорит об обострении многих противоречий - социальных, политических, экономических, даже национальных, тормозящих прогресс слаборазвитой капиталистической страны. Показательно, что значительная часть именно обитателей новых районов бедноты под давлением безработицы и социальных пороков превращается в городской люмпен, служит питательной средой для преступности, наркомании, проституции.

Оказывают свое влияние и демографические факторы: естественный прирост населения и миграция сельского населения в города. Что касается естественного прироста населения, то на протяжении последних 50 лет он сохранялся примерно на одном уровне - 2,5-3% в год.

Гораздо сложнее обстоит дело с миграцией сельского население. Проблема эта обусловлена в немалой степени особенностями географического положения и исторического развития Панамы, которые во многом и предопределили специфику размещения населения на территории страны. Так, испанские колонизаторы, оттеснив коренное индейское население в отдаленные зоны, скажем на полуостров Дарьен или в горы западной провинции Бокас-дель-Торо, заполнили образовавшийся "вакуум" в центре страны путем ввоза большого числа негров-рабов. В результате получилась весьма специфическая картина расового состава населения. И поныне в Панаме выделяются две основные группы: белые (11%) и метисы (75%); остальные 14% приходятся на долю индейских народов, а также негров, индийцев, китайцев.

Подобная неравномерность наблюдается и в территориальном размещении населения. При средней плотности по стране около 29 человек на один квадратный километр в 1986 году в двух "индейских" провинциях - Дарьен и Бокас-дель-Торо - этот показатель был и остается намного ниже. Так, в 1989 году в Дарьене проживало всего 1,7% населения страны, а в Бокас-дель-Торо - 3,5%. В то же время столица вобрала в себя почти четверть всех панамцев. Словом, как говорится, где - густо, а где - пусто.

Высокая плотность населения в центре страны и господствующая система полуфеодального землевладения в виде крупных латифундий вынуждали сельских тружеников подаваться в город, на поиски средств к существованию.

Как и в других странах Латинской Америки, в Панаме главный центр притяжения для сельских мигрантов - столица. Именно этому нарастающему процессу город обязан появлением на своем теле таких незаживающих, саднящих ран, как "ведьмины кварталы", то есть кварталы, вырастающие за одну ночь (в силу укоренившейся традиции в этом случае власти должны уважать "право" новых застройщиков на занятую ими землю). В итоге отмечается бурный рост двух самых крупных городов страны - Панамы и Колона. Так, с 1960 по 1980 год население Колона увеличилось почти на четверть и достигло 60 тысяч человек. За те же годы население столицы вместе с пригородами выросло с 300 тысяч жителей до 390 тысяч, а за следующие четыре года возросло еще на 50%, достигнув 600 тысяч человек.

Я привел примеры только по двум городам. Но процесс миграции сельского населения в города происходил в Панаме в последние десятилетия повсеместно. В итоге ныне городское население превышает сельское. Вот как это выглядит в цифрах.

В 1960 году сельские жители составляли немногим более 58% населения страны, а городские - чуть больше 41%. В 1987 году соотношение было уже обратным: 52% населения жило в городах и только 48% - в сельской местности.

Пока социологи, политики и экономисты ломают голову над тем, как остановить процесс стихийной урбанизации, панамские города и села продолжают жить своей жизнью. Деревня по-прежнему теряет жителей, а в городах возникают все новые и новые "ведьмины кварталы", в которых ютится отверженный и обездоленный трудовой люд.