В союзе с местной олигархией

Знакомство с проблемами банановой зоны я продолжил в профсоюзе трудящихся банановых плантаций "Чирики лэнд". Сами трудящиеся считают существование этого профсоюза своим важнейшим завоеванием, гордятся им и оказывают ему всемерную поддержку.

Генеральный секретарь профсоюза Хуан де Дьос Гонсалес Пити - "знаменитый Гонсалес Пити", как мне рекомендовали его еще в столице, оказался невысоким, динамичным человеком, от всего облика которого веяло энергией, стремлением к движению, к деятельности. "Как и все Пити, Хуан де Дьос не любит говорить, он - человек действия" - такие отзывы о нем я слышал не раз и не два. И первое впечатление подтверждало тот образ вожака "бананщиков" Чирики, какой нарисовали мне близко знавшие его товарищи.

Хуан де Дьос без долгих предисловий начал рассказ о своей организации:

- В профсоюзе - семь с половиной тысяч членов. Он объединяет плантационных рабочих, а также упаковщиков, портовых рабочих, транспортников, железнодорожников и т. д. Наиболее значительный отряд - в порту. Словом, мы имеем, можно сказать, образцовый профсоюз: одна компания - один профсоюз и никаких узкоцеховых организаций. Другого подобного профсоюза - столь организованного и столь мощного - в Панаме нет.

Из беседы с Гонсалесом Пити и другими руководителями профсоюза я узнал, что и само создание профсоюза, и его успехи, которых он добился в защите интересов трудящихся, были результатом длительной и упорной борьбы рабочих всех категорий за свои экономические и социальные права, против произвола "Мамиты Юнай".

Десятилетиями американская компания беспощадно эксплуатировала панамцев, особенно индейцев гуайми. Она наживалась буквально на всем - на их неграмотности, безропотности, бесправии, даже на отсутствии крыши над головой. Через Пуэрто-Армуэльес "Юнайтед фрут" ввозила все необходимое для работы на банановых плантациях, а также продукты питания. Само по себе это было нарушением панамских законов. Однако власти закрывали на это глаза, за что получали соответствующую мзду.

В числе продуктов, которые компания привозила из США, были даже консервированные овощи и фрукты, хотя их вполне можно было выращивать на месте. За этим скрывался прямой финансовый расчет. Все рабочие компании обязаны были покупать продукты в ее лавках - так называемых комиссариатах. И они волей-неволей делали это, потому что, во-первых, во владениях компании торговля разрешалась только ее "комиссариатам", а во-вторых, рабочим отказывали в малейшем клочке земли, где они могли бы посадить фруктовое дерево или вырастить овощи. "Юнайтед фрут" держала в качестве резервных огромные земельные пространства - они либо пустовали, либо использовались как пастбища. Лишенные возможности иметь даже крохотное подсобное хозяйство, сельскохозяйственные рабочие вынуждены были практически весь свой заработок оставлять в лавках компании.

"Юнайтед фрут" открыто нарушала не только права панамских трудящихся, но и действовавшие панамские законы. Так, например, хотя в стране давно было запрещено открывать в сельской местности бары и пивные, компания с этим не считалась, и ее "комиссариаты" служили настоящими рассадниками алкоголизма. Спиртное там продавалось дешево, и многие рабочие, особенно индейцы, видели в выпивке единственный способ "развлечься".

Бесцеремонно попирала "Юнайтед фрут" и социальные права рабочих, в частности право на труд. По мере совершенствования технологии выращивания бананов (например, с введением обработки плантаций химикатами с воздуха, при помощи вертолетов) она сокращала число трудящихся, занятых на плантациях. Да и чего было опасаться банановому спруту, если он имел своих депутатов в Национальной ассамблее, своих министров и даже своих президентов республики?!

В ходе той памятной беседы в Пуэрто-Армуэльесе я стал свидетелем чрезвычайно интересного разговора, завязавшегося между руководителями профсоюза. Рассказывая мне о злоупотреблениях "Юнайтед фрут", они в какой-то момент отвлеклись и предались обсуждению связей "Мамиты Юнай" с панамской олигархией, ее контактов на "высшем уровне". Началось с того, что один из собеседников бросил реплику: "А помните, как в пятидесятых годах "Мамита Юнай" имела на посту министра сельского хозяйства "своего человечка" - адвоката, которому она платила зарплату?.." Другие участники беседы подхватили реплику, и посыпались конкретные факты, имена президентов, премьеров, министров, так или иначе связанных с "Юнайтед фрут". Чаще всего в этом разговоре упоминалась в различных вариациях фамилия Ариас. Один из представителей этого семейства трижды занимал кресло президента страны (в 1968 году он был свергнут Национальной гвардией).

Вот этот-то теснейший союз с местной олигархией, покровительство самых высоких государственных властей и позволяло "Юнайтед фрут" десятилетиями самоуправствовать на панамской земле, нарушать законы страны, безнаказанно эксплуатировать ее трудящихся.

Когда же рабочие пытались организоваться, создать свой, независимый от хозяев профсоюз, их тотчас увольняли. Между тем сама компания подготовила свои кадры профсоюзных руководителей, организовала свой, "желтый" профсоюз. А на всякое проявление недовольства отвечала по-прежнему репрессиями.

- Наш профсоюз образовался в тысяча девятьсот шестидесятом году, - рассказывал Хуан де Дьос Гонсалес Пити. - Он быстро стал самым сильным и хорошо организованным профсоюзом во всей стране. Мы добились признания за трудящимися права на организацию. Раньше рабочие гнули спину на плантациях по десять - двенадцать часов, а получали как за восьмичасовой рабочий день. Профсоюз добился того, что на всех плантациях рабочий день на деле стал восьмичасовым. Раньше всю медицинскую помощь олицетворял собой "врач компании" - профсоюз добился распространения на банановую зону системы государственного социального обеспечения. Раньше у нас кое-где были школы компании - мы добились создания государственных школ.

Вспоминаю, как горячо говорил Гонсалес Пити о реформах, проведенных правительством Торрихоса, и об отношении к ним рабочих банановых плантаций:

- Почему наш профсоюз, наши рабочие поддерживали происходивший процесс реформ? Прежде всего потому, что перед компанией были поставлены жесткие условия: или она засеет пустующие земли, пустит их в оборот, или может их потерять. Крестьяне буквально наступали ей на пятки. А мы все в сущности крестьяне.

- Я давно слежу за рабочим движением в вашей стране, - сказал я, обращаясь к Гонсалесу Пити, - и хотел бы, что называется, из первых рук получить ответ на такой вопрос: каковы были конкретные причины поддержки, которую профсоюзы оказали Кодексу законов о труде, разработанному правительством Торрихоса?

- Все прогрессивные профсоюзы, в их числе все профсоюзы трудящихся банановых плантаций, сделали это потому, что в кодексе нашел свое отражение целый ряд тех требований, удовлетворения которых трудящиеся добивались многие годы, - ответил он. - В частности, кодекс ввел обязательность заключения предпринимателями коллективных договоров с рабочими. В нем были закреплены такие права трудящихся, как право на забастовку и право рабочих той отрасли, котррая затронута частичной забастовкой, на выражение солидарности с бастующими товарищами. Признан "профсоюзный иммунитет" для всех без исключения избранных профсоюзных руководителей. Признано право шоферов автобусов, рыбаков и музыкантов на создание своих профсоюзов, в чем раньше им отказывали.

В кодексе, - продолжал Гонсалес Пити, - было зафиксировано право на так называемую стабильность на рабочем месте после двух лет непрерывной работы на одном предприятии. Из числа социальных благ назову охрану труда работающей матери. Для нас, профсоюзных руководителей, важное значение имело и установление обязательного вычета профсоюзного взноса. В наших конкретных условиях это было положительное явление - эта мера укрепляла профсоюзы, прежде всего прогрессивные, помогала вовлекать в них трудящихся, то есть способствовала их организации.

Мы вышли на улицу и вдохнули густой влажный воздух, напоенный ароматом бананов. Было жарко и душно. Все вокруг будто замерло - ни дуновения ветерка, ни щебетания птиц.

- Скоро начнется гроза, - сказал Гонсалес Пити, показывая на сизые тучи, наплывавшие со стороны моря. - Похоже, будет приличный агуасеро^*...

^* (Агуасеро (исп.) - "сильный ливень".)

Мы стали прощаться. И тут я задал ему вопрос, который вертелся у меня, как говорится, на кончике языка:

- Однажды здесь, в провинции Чирики, в крестьянском кооперативе "Одиннадцатое октября", я познакомился с очень боевой женщиной, которую все называли Вьетнамкой. Ее имя - Флора Мария Гонсалес Пити. Она вам не родственница?

Лицо генерального секретаря профсоюза "бананщиков" расплылось в улыбке.

- Сестра...

- А тот Гонсалес Пити, которого зовут Дарио и который возглавлял Национальную ассамблею народных представителей?

- А вы и с ним успели познакомиться... - снова улыбнулся Хуан де Дьос. - Это мой брат.

- Выходит, не только в профсоюзах рабочих банановых плантаций и в крестьянских кооперативах, но и в высших органах власти теперь есть настоящие представители трудящихся?

- Выходит, так, - согласился он. - Мы убеждены, что это справедливо и исторически оправдано.

Самые обездоленные, самые угнетенные...

Все то время, что я находился в банановой зоне, в разговорах незримо присутствовала еще одна тема: положение индейцев гуайми. Обойти ее молчанием невозможно хотя бы потому, что Панама, несмотря на свои небольшие размеры, является государством многонациональным, и от того, как будет решен "индейский вопрос", во многом зависит ее движение по пути социального прогресса.

Тогда в мои планы не входило посещение поселков гуайми и непосредственное знакомство с жизнью этого индейского народа. Сейчас я жалею об этом, ибо, как говорится, всегда лучше один раз увидеть. Однако и того, что я видел на банановых плантациях "Чирики лэнд", что слышал от разных собеседников, было достаточно, чтобы составить представление о том, в каком поистине бедственном положении находится эта группа населения, - самая многочисленная среди малых индейских народов Панамы.

Коренные обитатели Панамы - индейские народы гуайми, чоко, куны и другие, - издавна населявшие перешеек, на протяжении всего послеколумбового периода вели упорную и кровопролитную борьбу за свою свободу: сначала против испанских конкистадоров и колонизаторов, потом против американских неоколонизаторов и империалистических монополий. Индейские вожди Уррака и Камако, Карета и Фонка, Парис и другие, имена которых ныне знает каждый панамский школьник, предпочитали смерть рабству и бесчестью. Всякий раз, когда заходил разговор об "индейской проблеме", мои панамские друзья с неизменной гордостью повторяли одну и ту же мысль: "Главные национальные герои Панамы - индейцы. Именно они стояли насмерть, защищая свободу и независимость своих народов и всей страны, именно их имена символизируют борьбу панамцев за национальное освобождение".

История Панамы хранит немало ярких эпизодов этой борьбы. В течение девяти лет оказывал сопротивление испанцам в горах Верагуа индейский вождь Уррака. Ему даже удалось разбить отряды лучших предводителей конкистадоров - Эспиносы, Писарро, Эрнандо де Сото. Уррака был благородным человеком - он поверил "честному слову" испанцев и был вероломно захвачен в плен. Когда его готовились отправить в Испанию, ему удалось бежать, он вернулся к своему народу и потом еще долгие годы, вплоть до самой смерти, продолжал борьбу с чужеземными захватчиками. Память о нем живет не только в легендах. Благодарные потомки, наши современники, увековечили образ знаменитого индейского вождя, отчеканив монету с его изображением.

Помню, когда я впервые приехал на строившуюся ГЭС "Баяно", я задал вопрос, почему зона носит такое название. Мне ответили, что это связано с историей освободительной борьбы панамского народа. В 1548 году негры, бежавшие от режима рабства, создали свое правительство и признали "королем" раба по имени Баяно. Восставшие партизанили в горах, устраивали засады на Королевской дороге, которая связывала города Панаму и Номбре-де-Дьос. Их борьба сливалась с борьбой против испанских поработителей, на которую поднимались индейские народы.

В 1617 году индейцы племени бугге-бугге, населявшие полуостров Дарьен, подняли восстание против испанских колонизаторов и не складывали оружия на протяжении трех десятилетий. Испанские губернаторы периодически информировали Мадрид об "умиротворении" беспокойной Панамы, но это не соответствовало действительности. Выступления гордых и свободолюбивых индейских народов продолжались и в XVII, и в XVIII веках. Так, в 1775 году индейцы района Альто-Баяно восстали и перебили испанцев, работавших на рудниках Пасиги. А тремя годами позже индейцы всего Дарьена под предводительством Бернардо Эстолы подняли восстание, которое испанские власти не могли подавить целых десять лет.

Теснимые колонизаторами, индейские народы отступали все дальше и дальше в труднодоступные горные районы на западе перешейка и в непроходимую сельву Дарьена на востоке. Испанская конкиста как бы расчленила индейские народы, оттеснив гуайми на запад, а кунов и чоко - на восток от центральной части Панамы. Многие панамские этнографы считают, что только благодаря этой изолированности от внешнего мира индейским народам Панамы удалось выжить и сохранить достаточно чистыми свои расовые признаки.

В сельве и межгорных долинах труднодоступного Дарьена живут индейцы чоко. Их численность достигает примерно 15-20 тысяч человек. Подобно своим далеким предкам, чоко ведут кочевой образ жизни. Живут они небольшими общинами, селятся, как правило, по берегам рек. Как и у многих индейских народов Латинской Америки, у чоко женщины не только заботятся о домашнем очаге, но и наравне с мужчинами обрабатывают землю, плетут гамаки. Непререкаемым авторитетом у чоко пользуется "хайбана" - шаман и лекарь-знахарь в одном лице. В районах, где обитают чоко, нет школ, поэтому мало кто из взрослых индейцев понимает испанский язык.

Непроходимая болотистая сельва, отгородившая их "стеной" от внешнего мира, уберегла чоко и от жестокой испанской конкисты, и от феодального гнета, и от капиталистической эксплуатации. Однако то, что еще недавно представлялось только преимуществом, теперь проявило и свои отрицательные стороны. Ведь из-за этой природной "стены" они пребывают в состоянии социальной отсталости, нищеты и невежества. Им еще только предстоит интегрироваться в панамское общество, пройти путь, на котором немало сложных препятствий, таких, например, как расовые предрассудки.

Иначе складывалась историческая судьба индейского народа гуайми. Оттесненные в западную часть страны, гуайми обитают ныне в гористых районах провинций Чирики, Бокас-дель-Торо и Верагуас. Их изоляция от внешнего мира была не такой сильной, как у чоко. Поэтому гуайми имели больше контактов со складывавшимся панамским обществом. Но эти контакты не стали благом для индейцев. Правда, гуайми сохранили свои расовые признаки, но они на целый век(!) раньше, чем куны и чоко, превратились в объект жестокой эксплуатации. То, что не удалось сделать испанским колонизаторам, сделали американские неоколонизаторы. Индейцам гуайми "не повезло" еще и в том отношении, что районы, где они осели, оказались по соседству с землями, которые опутала своими щупальцами банановая монополия "Юнайтед фрут".

- ...Во владениях "Чирики лэнд" расовая дискриминация практикуется в открытую, - рассказывали мне руководители профсоюза трудящихся банановых плантаций. - Белые заняты в порту, на погрузке. На плантациях - тоже. Но на плантациях самая тяжелая и вредная работа - удел гуайми. В некоторых местах на плантации стоят цистерны, в которых приготовляется "чича" - смесь извести, окиси меди и мочевины для опрыскивания растений от грибковой болезни сигатоки. По трубам "чича" подается на участки, там ею наполняют баллоны и опрыскивают растения. Используя гуайми на этих работах, компания ссылается на то, что они, дескать, народ крепкий, сильный. Главная же причина в том, что они никогда ни на что не жалуются.

- И как долго можно работать в таких условиях?

- Несколько лет. За это время индеец так надышится распыленной в воздухе "чичей", что она начинает разъедать его легкие. Туберкулез! Компания "поможет" и положит его в больницу, но там никто ему не скажет про болезнь. Через некоторое время его выпроводят как здорового. Но на работу его не примут ни на одной плантации - он уже в "черных списках" компании. И тогда гуайми ничего не остается, как либо слоняться в поисках работы, либо возвращаться в родной поселок и там умирать медленной смертью.

- И все же, несмотря ни на что, индейцы продолжают приходить на плантации... - заметил я.

- А вербовщики на что? - удивились мои собеседники. - Они едут в горы, в общины гуайми и уговаривают их: "Зачем выращивать кукурузу, рис, фасоль, если их и продать-то некому? А на банановых плантациях можно хорошо заработать..." Вербовщики сулят твердый заработок, гуайми, поверив, соглашаются, и их целыми грузовиками, как скот, привозят на плантации. А уж тут на них надевают настоящее ярмо.

- Когда вы говорили о неграмотности гуайми, то сказали: "Их большая беда в том, что они не знают арифметики". Это имеет какое-то особое значение? - спросил я.

- До недавнего времени это имело очень большое значение, - ответили руководители профсоюза. - Ведь рабочий день индейцев на плантациях длился, как говорится, от зари и до зари, то есть двенадцать - четырнадцать часов. Надсмотрщики же записывали им восемь часов и таким путем присваивали причитающуюся им плату за сверхурочную работу. Теперь с этим стало лучше: профсоюз следит за соблюдением компанией восьмичасового рабочего дня. Но надсмотрщики находят другие способы обманывать и обсчитывать гуайми...

Бесчеловечная эксплуатация индейцев гуайми сочеталась с жестокими репрессиями: "Юнайтед фрут" имела собственную полицию, которая расправлялась с бастовавшими рабочими, а уволенных и "чужаков" силой изгоняла из владений компании. Следуя примеру банановой монополии, американцы жестоко эксплуатировали гуайми и в зоне Панамского канала, в частности в военных лагерях. Там их тоже использовали на самых грязных и тяжелых работах.

Но, несмотря на репрессии, несмотря на то что вожаков гуайми избивали, преследовали, изгоняли из банановой зоны, индейцы с каждым годом все шире и активнее включались в совместную с другими панамскими рабочими борьбу за улучшение условий жизни и труда, за право на медицинское обслуживание и более высокую заработную плату.

Нельзя сказать, что панамская общественность оставалась безучастной к положению гуайми и других индейских народов. В их защиту в стране не раз проводились различные конференции и съезды. На них выдвигались требования соблюдать трудовое законодательство, запретить продажу спиртного в зонах, населенных индейцами, и т. п. Но все эти резолюции не принимались правительствами олигархии во внимание и так и оставались благими пожеланиями, не подкрепленными никакими решительными действиями в защиту индейских народов.

Такие действия последовали лишь после того, как Национальная гвардия в октябре 1968 года положила конец господству антинародного союза панамской олигархии и американского империализма.

Просматривая свои записные книжки, я нашел заметки, сделанные в Панаме 7 декабря 1971 года и имеющие прямое отношение к данной теме. Накануне, 6 декабря, в столичном университете завершила работу первая общенациональная (!) встреча вождей индейских народов и племен, населяющих различные районы Панамы. Участвовавшие в ней 135 касиков в течение трех дней анализировали положение панамских индейцев, искали конкретные пути решения "индейского вопроса".

В центре внимания участников встречи было осуществление проектов, направленных на создание в индейских зонах инфраструктуры с целью заложить основы интеграции этих районов в общенациональный процесс развития. Племенные вожди обсудили и такие важные вопросы, как "последовательное и разумное" участие индейских народов в политических решениях, принимаемых панамским государством, развитие общинной, то есть народной, медицины и др. Главное же требование, выдвинутое участниками встречи, выглядело в изложении газеты "Панама - Америка" следующим образом: "Национальное правительство должно признать существующие индейские резервации в качестве зон первоочередного и срочного развития и установить минимальные и максимальные сроки их развития соответственно в 10 и 25 лет".

После закрытия общенациональной встречи индейских вождей генерал Омар Торрихос устроил прием в честь ее участников. И это было не просто данью времени. Официальный прием в честь индейских вождей нес на себе печать двойной символики: он прошел в "Клубе солдат и сержантов Национальной гвардии" и был дан от имени Национальной гвардии - той самой, которая прежде служила главной репрессивной силой, направленной в том числе и против индейцев.

Последующие события показали, что в жизни панамских индейцев, как и всего панамского народа, наступал новый этап - этап, когда государство брало на себя функции защиты не только коренных общенациональных интересов, но и жизненных интересов трудящихся масс, включая малые индейские народы и народности.