- ...Когда я стал работать в "Анаи", - рассказывал Переа, - "патрон" Гонсалес очень скоро сказал мне: "Рыбу ты ловить умеешь. И крышу ремонтировать умеешь. И с лодкой справляешься. Но сейчас этого мало. Нужно осваивать технику - без нее нам туристов не видать". Вот и пришлось осваивать эту самую новую технику - учиться управлять катером, разбираться в моторе. А ведь "неле" на Налунеге предсказывал, что быть мне всю жизнь рыбаком. Да сайла Леонардо советовал "не связываться с мотором", а жить спокойно, по старинке, как наши предки. Только такими предсказаниями да советами семью теперь не прокормишь...
Наш разговор происходил в лодке в небольшом красивом заливчике, окаймленном вечнозеленой растительностью. На пироге с подвесным мотором - к услугам приезжающих в "Посаду Анаи" есть и такой транспорт - Переа возил меня на "твердую землю", чтобы показать свой участок и то, что на нем растет. Заодно показал и участок своего отца. На первом росли манго и бананы и была небольшая плантация ньяме, значительная же часть участка поросла кустарником. Второй выглядел ухоженным, там тоже росли манго и бананы, но рядом зеленело рисовое поле, на прополотых грядках я видел фасоль и тыкву, обработана была и плантация кукурузы. На обратном пути Переа предложил задержаться в заливчике и порыбачить. "Пара хороших рыбех к ужину не помешает", - сказал он.
И в предыдущих путешествиях по островам мы много беседовали с ним о сегодняшнем дне кунов, их настроениях и возникающих проблемах, о подспудных процессах, происходящих в общинах. Теперь же, во время поездки на "твердую землю", Переа поведал мне о таких сторонах жизни кунов, о каких они с "чужими" обычно разговоров не ведут. Может, подействовало то, что накануне я напросился с ним проверить сети, поставленные в океане на гигантских морских черепах - кагуам, и мы в крохотном пластмассовом катере два с лишним часа, что называется до тошноты, рыскали по высоким раскатистым волнам в поисках этих чертовых сетей, и тем не менее я умудрился поймать "на дорожку" несколько приличных рыбех и подарил их Переа. А быть может, он поборол в конце концов свои сомнения и поверил, что я действительно хотел как можно больше узнать о жизни кунов. Вот почему, сидя в пироге, застывшей в углу заливчика в большом "окне" среди морской травы, и машинально подергивая леску, я думал не столько о рыбной ловле, сколько о том, что мне показал и рассказал Переа, сопоставлял с тем, что успел увидеть и узнать за несколько дней пребывания на архипелаге.
Каких-нибудь 30-40 лет назад даже в самой Панаме мало кто слышал о кунах - сегодня, как я сказал, их можно встретить на улицах панамской столицы. Их патриархальный уклад постепенно разрушается под натиском вторгающейся на острова цивилизации. Она бесцеремонно заглядывает в хижины индейцев в образе любопытных туристов или обирающих наивных кунов торговцев марихуаной. Она не дает им покоя самолетами и лодками с подвесными моторами, цементом, транзисторами и металлической посудой. Этот процесс "окультуривания", по науке, именуемый "интеграцией" кунов в панамское общество, раньше был особенно заметен на крупных островах.
Теперь же он все больше захватывает и малые острова и островки. И моторист Переа, как и многие его соплеменники, уже не хочет жить в хижине из пальмовых листьев. Он мечтает о доме с цементным полом, о моторной лодке, о транзисторном приемнике. Но в первую очередь он хотел бы приобрести... проигрыватель. Почему именно проигрыватель? Этого он мне не смог толком объяснить: "Видел однажды в городе, в витрине магазина..."
Традиционная индейская община распадается. Одни подаются на заработки в город или на крупные острова, такие, как Порвенир или Алиганди, нанимаются к "патронам" обслуживать туристов. Другие перебиваются случайными заработками или живут на иждивении у родителей. Мне рассказывали, что у кунов кое-где сохраняется традиция, по которой родители до тех пор содержат своих детей - даже взрослых, даже тех, кто обзавелся собственной семьей, - пока те сами не начнут трудиться. Да и сайлы уже не пользуются таким авторитетом, как прежде, когда каждое их слово было законом. Тот же сайла Леонардо - не более чем внешний символ общинного уклада. Раньше он говорил: "Завтра никто с острова не отлучается. Будем сооружать хижину для Сипу". Ослушаться не смел никто - все оставались на острове и всем миром, на общинных началах, строили для Сипу хижину. Теперь Леонардо говорит: "Завтра всем остаться в поселке". А наутро оказывается, что кто-то уплыл на рыбную ловлю, кто-то отправился на свой участок на "твердой земле".
Сайлы с острова Ниатупу
В прошлом в основе жизни племени лежал общинный труд - это исключало эксплуатацию одного члена племени другим, а работа на благо общины служила мерилом уважения со стороны всех ее членов. Сложившиеся веками внутриобщинные связи, традиции взаимопомощи и взаимовыручки в известной мере сохраняются и поныне, облегчая объединение кунов в кооперативы, например рыболовецкие. Однако и эти связи все больше подвергаются воздействию внешних сил и факторов, все больше оказываются в зависимости от политических и социально-экономических процессов, происходящих в Панаме.
Имущественное неравенство все больше рвет внутриплемен-ные связи, раскалывает общины кунов. В их сознание все глубже проникают частнособственнические настроения, они все чаще оперируют понятиями "выгода", "личные доходы". На островах архипелага, которые посещают иностранные туристы, даже малые дети знают "тариф", который должен платить приезжий фотограф всякий раз, когда он наводит на них свою камеру, - 25 центов. Только ты снимешь крышку с объектива, чтобы сфотографировать "типичного" малыша, как тот успевает прокричать: "Вейнтисинко!*" - и тут же отворачивается.
* (Вейнтисинко (исп.) - "двадцать пять".)
Развитие традиционных ремесел усиливает процесс частнособственнического обособления. Если раньше "молы", статуэтки, вырезанные из дерева, или плетеные гамаки изготовлялись для самих кунов, то теперь все раскупают иностранные туристы или же скупают перекупщики-спекулянты. Для кунов же изготовление и продажа традиционных предметов своего быта или поклонения богам означает возможность получить больше денег, но не для общины, а для себя, для своей семьи, чтобы потом слетать в столицу за покупками.
За последнюю четверть века дух "коммерции" настолько глубоко проник в общество кунов, что ныне и береговые куны тоже предпочитают заниматься торговлей. И если на островах расширение туризма стимулировало развитие ремесел, то на побережье оно привело к появлению обыкновенной спекуляции.
Правда, чисто внешне жизнь кунов мало изменилась. Они, как и прежде, поклоняются своим идолам, строят такие же хижины и так же умеют охотиться и ловить рыбу, используя для этого сербатану, копье, лук со стрелами или деревянный трезубец, как это делали их далекие предки. Но под этой внешней оболочкой в "оазисе древности" происходят глубинные процессы, из которых самый важный - замена принципов общинного труда новыми, капиталистическими производственными отношениями. Именно этот процесс сильнее всего размывает устои индейской общины, которая постепенно распадается под действием объективных, экономических законов, а также субъективных, психологических факторов. При этом судьба распорядилась так, что кунам приходится перескакивать из родо-племенного уклада в капитализм, причем делать это в условиях страны, которая еще не завершила борьбу за свое полное национальное освобождение и суверенитет, да к тому же в эпоху ускоряющейся научно-технической революции.
...Переа посмотрел на небо и покачал головой.
- Ярбуруа, - проговорил он. - Идет ярбуруа.
Впервые за весь день на его непроницаемом лице возникло выражение загадочности. Я понял, что он ждет вопроса, и спросил, что это такое - ярбуруа. Индеец оживился:
- Ярбуруа - это холодный ветер с гор, со стороны Тихого океана. - Он заговорил поспешно, словно кто-то мог прервать его, хотя, кроме нас двоих, в лодке никого не было. - Старики утверждают, что ярбуруа захватывает воду в реках на "твердой земле" и выливает ее на острова. Помнишь, что сказал вчера старый сайла Леонардо?
Накануне, показывая мне индейскую деревню на острове Корбиски, Переа завел меня в хижину главы поселка Леонардо. Мы долго беседовали с ним на разные темы, в том числе об общине, о роли сайлы и старейшин в ее жизни и т. д. Потом, провожая нас до лодки, Леонардо долго всматривался в небо, изучая одному ему известные приметы, и сказал: "Завтра-послезавтра придет ярбуруа. Опять принесет мутную воду. Опять не будет рыбы".
Я повертел головой в разные стороны. Безоблачное, белесое, будто выцветшее небо не предвещало никаких сюрпризов. Правда, теперь, после слов Переа, мне показалось странным, что птичий гомон, который только что буквально раздирал на части мангровые заросли, опутавшие берег, внезапно стих без всякой видимой причины.
Переа умолк и начал неторопливо сматывать леску, давая понять, что рыбалка окончена...
Глядя на сосредоточенное лицо Переа, я думал о том, что вот он, неграмотный индеец, моторист-самоучка и умелец на все руки, пожалуй, весьма удачно олицетворяет собой тот необратимый процесс перехода кунов к новой жизни, который захватил все их многочисленное племя.
В самом деле, хотя Переа и числится членом общины, его связи с ней иные, чем у его отца. Если раньше куны всей общиной обрабатывали земельные участки каждой семьи (которая за это только кормила их обедом) или сообща сооружали хижину для молодоженов, то сегодня общинный труд - редкое явление. Переа шесть дней в неделю работает на "патрона", получая за это всего двенадцать с половиной бальбоа в неделю. Кстати, многие обитатели, например, Налунеги - а там живет около 250 человек - занимаются тем, что в той или иной форме обслуживают приезжающих на острова туристов.
На обработку своей земли у Переа практически не остается времени. Ведь от острова, где он живет, до "твердой земли", где находится его участок, два часа грести на "каюко" в один лишь конец! Где уж тут думать об общине?! Еле-еле удается выкроить пару часов, чтобы половить рыбу или лангустов. У Переа есть современные рыболовные снасти - лески, крючки, даже спиннинг с катушкой, но, как и его предки, он умеет бить рыбу копьем или стрелой, пущенной из лука. Искусство это - древнее, ведь испокон веков каждая семья именно таким способом добывала рыбу для своего пропитания. Кстати, в стрельбе по рыбам из лука куны соревнуются и в наши дни, и Переа охотно продемонстрировал мне свое мастерство в этом виде спорта. На плоды своего труда и рыболовства Переа-отец все еще выменивает нужные ему товары в лавке у местного торговца. Переа-сын нужные ему вещи, например одежду или школьные принадлежности для детей, не обменивает на кокосовые орехи, овощи или рыбу, а покупает в той же лавке на свою заработную плату.
Ну а кто "патрон" Переа, чем он занимается и каково его положение? Альберто Гонсалесу удалось выбиться "в люди" и взобраться на верх социальной лестницы. Он - предприниматель, владелец "Посады Анаи", нескольких катеров и моторных лодок. Живет он не в хижине, а в цементном доме, и уровень его жизни намного выше, чем у его соплеменников, которые работают на него по найму. Вот только лангустов Гонсалес, как и Переа, ловит сам и сам готовит пищу туристам, когда те останавливаются в его "посаде". И точно так же, как Переа зависит от Гонсалеса, сам Гонсалес зависит от столичных дельцов, организующих поездки туристов на Сан-Блас и выколачивающих из него все, что только можно выколотить из "индейца". И все же он - предприниматель, а Переа - наемный труженик. Это то главное, что за последнюю четверть века ворвалось в патриархальную жизнь кунов, разрушает их вековой общинный уклад и безжалостно прокладывает дорогу новым производственным отношениям и новому общественному устройству.
Смотав леску, Переа пополоскал руки в теплой бирюзовой воде и лишь после этого взялся за пусковой шнур. Мотор послушно заурчал и, оставляя за кормой пенящийся след, вынес лодку из тихой бухточки на простор залива Сан-Блас. Мой спутник молча показал рукой в ту сторону, где час назад отчетливо различался волнистый контур "твердой земли". Сейчас прибрежные горы были затянуты хмурой серой пеленой.
Лодка ходко шла по зеленой глади залива. Неожиданно налетел порыв колючего холодного ветра. Будто кто-то невидимый швырнул в лицо пригоршню снега. "Сюрприз за сюрпризом, - подумал я. - Игрушечный самолетик. Племя, живущее в каменном веке. Не хватает еще тропических заморозков".
Переа будто прочитал мои мысли. Кивнув на быстро темневшее небо над "твердой землей", он произнес только одно слово: "Успеем..."
Правительство О. Торрихоса в меру возможностей старалось облегчить кунам переход к новой жизни. Значительные площади на "твердой земле" были объявлены государственными резервациями и переданы во владение общинам кунов. Поселению, в котором насчитывалось 25-30 семей, выделялся участок на побережье. Участок делился на индивидуальные наделы и... воцарялся сплошной индивидуализм - ни о каких общинных землях там сегодня нет и речи.
В ряде мест, в том числе на Налунеге, созданы и работают государственные начальные (шестиклассные) школы. Обучение в них ведется на испанском языке. Мне говорили, что, когда ученик не понимает объяснений учителя, тот переходит с испанского языка на родной язык кунов и втолковывает ученику непонятные места урока с помощью привычных для ребенка понятий. Я был чрезвычайно удивлен, узнав, что многие куны, правда старшего поколения, еще пользуются древней системой счета, в основе которой - число пальцев на руках и ногах. "Тулугена" - так называется эта (в общем-то десятичная) система, означающая на языке кунов "полноценного человека".
Помимо государственных школ на островах действуют также католические и протестантские миссии. Последние тесно связаны с церковью США и потому хорошо оснащены и обильно финансируются. И все же большинство детей кунов остаются неграмотными.
После окончания школы молодежь, естественно, стремится в город, тянется к знаниям, к цивилизации. Очень немногие из тех, кто уезжает в город, возвращаются на острова, некоторые начинают учительствовать. Большинство остаются в городе и им "поглощаются", хотя и там, в условиях новой для них, городской, жизни некоторые из них стараются сохранить свое национальное лицо - носят национальные одежды, не расстаются с традиционными украшениями. В итоге общины кунов с каждым годом все больше стареют.
Интересы кунов правительство О. Торрихоса стремилось учитывать и при разработке своей долгосрочной экономической политики, чего никогда ни одно правительство не делало. Так, когда встал вопрос о прокладке нефтепровода от Тихоокеанского побережья до Карибского, были приняты во внимание районы традиционного рыболовства кунов. А когда молодые индейцы-рыбаки решили объединиться в кооператив, правительство помогло им встать на ноги в организационном и финансовом отношении - оказало содействие в приобретении сетей и моторных ботов, в налаживании связей с рынком.
Конечно, у панамского правительства недостаточно средств, чтобы оказывать кунам всю ту помощь, какая им требуется, а в среде самих кунов слишком сильна инерция традиций и обычаев. Племенные вожди и сайлы понимают необходимость образования и тем не менее сетуют на то, что, дескать, школа усиливает тягу молодежи к городу и размывает индейскую общину. Они сознают, что объединение в кооперативы - это для кунов наименее болезненный путь врастания в современность, и, однако, жалуются на то, что, мол, рыболовецкие кооперативы "оставят всех без рыбы", поскольку ведут лов сетями.
- Мы живем двумя ногами в прошлом, а головой - в будущем, - сказал мне сайла Леонардо.
- А сердцем? - спросил я.
- Сердцем мы всегда остаемся на наших островах, где бы мы ни находились.
Он долго сидел молча, уставившись в одну точку на желтом песке. Легкий бриз играл листьями пальм, и они лениво шелестели над нашими головами.
- Прошлое... Будущее... - задумчиво произнес Леонардо. - А что делать сейчас? Спасение кунов - в сохранении общины. Но без школы и без кооператива нам теперь тоже никак нельзя: молодежь совсем уйдет. Трудное, трудное время, - повторил он. - Все больше кунов обзаводится сетями, моторными лодками. Рыбы становится все меньше. Что есть будем? Что будет с кунами?..
...С каждой минутой небо все больше мрачнело, наливалось свинцовой тяжестью. Холодный ветер дул теперь не переставая. Залив из бирюзового сделался сизым, по нему забегали барашки волн. Все чаще лодка раскалывала носом крутую волну, и тогда нас обдавало россыпями теплых соленых брызг.
Переа не отрывал глаз от набегавших волн. Направление ветра то и дело менялось, и нужно было часто менять курс, чтобы избежать удара боковой волны.
Миновали узко-длинный остров Корбиски. Его население могло бы служить образцом островной общины кунов - в ней всего 25-30 человек. За Корбиски показался необитаемый островок Москито. До Уичуб-Уалья с его камышовой гостиницей "Друг" оставалось минут двадцать хода...
Ветры перемен, дующие над Панамой в последние десятилетия, и особенно структурные реформы, проведенные в панамской деревне правительством О. Торрихоса, не могли не долететь до архипелага Сан-Блас. И первой откликнулась на новые веяния молодежь кунов. Это ей принадлежала инициатива создания первого рыболовецкого кооператива. Это ее представитель - Мигель-де-Леон - был избран первым представителем народа куна в Национальную ассамблею - высший орган власти в стране (всего от кунов избирается в ассамблею три депутата). Но пожалуй, самым главным результатом было то, что молодежь стала настойчиво стремиться преодолеть самоотгораживание старшего поколения от требований времени.
На архипелаге в соответствии с древней традицией в принципе сохраняется запрет на браки кунов с представителями других племен, других национальностей. В этом старейшины видят чуть ли не единственный путь выживания кунов. Молодежь же тяготится стариковскими понятиями и ограничениями, старается вырваться из рамок архаичной племенной обособленности. Девушки, как правило, еще подчиняются воле родителей, а парни все чаще проявляют характер и покидают острова. На перешейке они получают среднее и даже высшее образование и включаются в общественно-политическую жизнь страны, в частности активно участвуют в студенческом движении, в деятельности демократических партий и организаций.
В конечном счете это ведет к тому, что все большее число индейцев в разных местах архипелага начинают сознавать себя частью панамского народа и связывать свое настоящее и свое будущее с общей борьбой панамцев за социальный прогресс, за демократию. Эти настроения с каждым годом становятся все сильнее и явственно дают о себе знать на так называемых генеральных конгрессах кунов. Они проводятся один-два раза в год для обсуждения и решения важных религиозных, юридических, административных и других вопросов, касающихся всего племени.
Считается, что в генеральных конгрессах участвует все взрослое население архипелага, во всяком случае так это всегда изображали старейшины кунов. И потому трое региональных сайл, которых избирают на этих конгрессах (с одобрения губернатора, имеющего право наложить вето на любое решение!), считаются "представителями всего народа куна".
Но если в прежние времена генеральные конгрессы проходили спокойно, без оппозиции, то в последнее время они все чаще становятся ареной острой политической борьбы. С их трибуны молодые вожаки кунов критикуют старейшин за архаичные формы управления жизнью общин, обвиняют их в демагогии, заявляют, что под предлогом заботы о "сохранении традиций и чистоты нравов" они стараются лишь сохранить свое господствующее положение, разоблачают случаи преследования тех, кто настаивает на переменах, на демократизации внутренней жизни общин. Правая печать Панамы замалчивает усиление демократических тенденций в среде кунов. Однако правда об этом все чаще вырывается за стены их генеральных конгрессов. Что касается левых сил, то они решительно поддерживают борьбу передовой молодежи кунов за лучшее будущее своего народа.
Приведу два наиболее показательных, на мой взгляд, примера.
...Март 1972 года. Остров Уступу. Здесь проводится 1-й съезд молодежи куна. Его инициатор и организатор - Союз студентов куна. Собирается свыше 200 делегатов женских, студенческих, крестьянских, молодежных, спортивных организаций, а также народных комитетов (органы самоуправления на отдельных островах архипелага). Присутствуют почетные гости - сайлы ряда общин, представители государственных учреждений. Майор Национальной гвардии Фанович специально приехал, чтобы приветствовать делегатов от имени генерала Омара Торрихоса.
Вдвойне символичным было и то, что съезд проходил под лозунгом "За образование, суверенитет и народное единство!", и то, что делегаты возложили венки к могилам Неле-Кантуле и Олотевиликиньи - двух выдающихся касиков, посвятивших свою жизнь защите интересов своего народа. Это свидетельствовало, с одной стороны, о качественных изменениях в обществе кунов, и в первую очередь о повышении политической активности молодежи, а с другой - об уважении молодежи к завету предков хранить и умножать национальную культуру. Не случайно на съезде прозвучали бессмертные слова Неле-Кантуле: "Я хочу, чтобы культура моего народа навечно сохранилась в универсальных рамках культур народов мира. Ибо только культурное самовыражение народа несет на себе неизгладимую печать самой сути свободы, достоинства и уважения со стороны других народов".
Среди вопросов, которые обсуждали делегаты 1-го съезда молодежи куна, были не только конкретные, волновавшие обитателей Уступо и других островов, такие, как неграмотность, санитария, охрана природы, но также проблемы, имевшие общенациональное значение. Например, реформа образования, социальная роль учительства, борьба панамского народа за полный суверенитет, единство народных сил, участие молодежи куна в общественно-политической жизни страны. И то, что десятилетием раньше казалось далеким, туманным и несбыточным, теперь стало близким и понятным и нашло свое отражение в документах съезда. В них делегаты не ограничились изложением специфических требований молодежи куна в спортивной или культурной сфере - они во весь голос заявили, что будут активно участвовать в политической жизни, наметили первоочередные задачи, которые молодому поколению кунов предстояло решать в интересах политического, экономического и социального развития всей страны, а не только своих островов, своей комарки.
...Май 1985 года. Небольшое местечко Рио-Асукар в районе Куэбди. Тут проходит встреча молодых женщин куна. Ее девиз: "Женщина куна! Ты - Мир, Развитие и Безопасность будущего!" Участвуют более 100 представительниц прекрасной половины индейского народа. На сей раз организаторы - местные власти, в частности сайла Рио-Асукар Гертрудис де Андреве. Иной и состав почетных гостей: преобладают сайлы островов Налунега, Корбиски, Наргана и других островов, а также "традиционный сайла" Рио-Асукар Рафаэль Васкес.
Помещение украшали флаги, символизировавшие Международный год молодежи, который проходил под эгидой ООН, а также флаги Всемирного фестиваля молодежи и студентов. В рамках встречи состоялись групповые дискуссии, были прочитаны лекции. Темой одной из них было положение женщины в Панаме. Культурная часть включала исполнение традиционных песен и танцев, проведение воскресников. А чтобы встреча не осталась эпизодическим явлением, решено было создать постоянный орган, который ведал бы вопросами, волнующими женщин куна.
Сообщая об этом знаменательном событии в жизни индейского народа, газета панамских коммунистов "Унидад" особо отмечала возросшую политическую зрелость и активность островных вождей. Сайлы исполняли традиционные песни, в которых говорилось об ответственности молодого поколения за судьбу народа, о важном значении участия женщин в жизни своей общины и всего племени. Они пели о том, что Природа, Матерь-Земля принадлежит обоим - мужчине и женщине, и поэтому оба должны взять на себя ответственность за спокойное будущее всех людей, оба должны помнить и хранить традиции предков, историю своего народа.
Пока историки и этнографы продолжают ломать голову над происхождением кунов, пока правительственные органы изыскивают пути и способы "вписать" кунов, как, впрочем, и другие индейские народы, в общий поток социально-экономического развития страны, пока полиция ведет неравную борьбу с контрабандой наркотиками, социологам приходится все чаще задумываться над тем, какое будущее ждет этих "детей природы". Никто не сомневается в том, что в конце концов они будут полностью ассимилированы панамской нацией, но произойдет это тогда, когда завершится процесс ее собственного формирования. Вопрос в том, насколько болезненной будет эта ассимиляция для самих кунов и в какой степени удастся им сохранить свое этническое лицо. Эта проблема имеет важное значение для судеб Панамы - ведь в сущности речь идет о будущем всех индейских народов, обитающих на ее территории.
...Наконец лодка ткнулась носом в золотистую отмель Уичуб-Уалья. На пустынном берегу не было ни души. Все живое попряталось, опасаясь встречи со страшным ярбуруа. Только кокосовые пальмы жалобно поскрипывали на ветру выгнутыми стволами. В той стороне, где осталась "твердая земля", вспышки молний причудливыми узорами разбегались по черному небу. Гроза быстро надвигалась на острова архипелага Сан-Блас.
Переа снял с лодки мотор и понес его под навес из пальмовых листьев. Первые капли дождя, словно прицеливаясь, прошлись по навесу. И тотчас на камышовую гостиницу, на индейские хижины, на кокосовые пальмы обрушилась стена тропического ливня.
- Я говорил, что успеем, - сказал Переа. И в первый раз за весь день улыбнулся: - С ярбуруа шутки плохи...
Гроза бушевала над островами всю ночь. Впрочем, это была даже не одна гроза, а две: одна пришла с перешейка, другая - с моря. Столкнулись они прямо над нашим крохотным островком и принялись осыпать его громами и молниями, словно мерялись между собой силой. Ощущение было такое, будто не один, а сразу два библейских Ильи Пророка катались на колесницах прямо по крыше гостиницы. Такого многоводного и затяжного ливня ни до этой ночи, ни позже мне не приходилось переживать ни в карибских тропиках, ни в Амазонии, ни в заоблачных Андах.
Наутро над "оазисом древности" снова сверкало ослепительное солнце, выжигавшее и без того белесое небо. А вот море вокруг островов было неузнаваемо. Ночная гроза превратила голубые реки перешейка в мутные потоки, они вынесли в залив Сан-Блас бурые массы речного ила и, оттеснив чистую воду далеко в море, смыли с коралловых атоллов их изумрудные ожерелья.
- ...Нет, каков ярбуруа?! Не правда ли, у ветерка крутой нрав?... - сказал Альберто Васкес, появляясь утром в гостинице. - Все море запачкал, рыбу отогнал. Теперь куны выйдут на рыбалку только дня через два, когда морское течение основательно прополощет прибрежные воды.
Но архипелаг Сан-Блас не минуют и ветры иного свойства: в последние годы "оазис древности" приобрел незавидную славу пункта транзита, используемого торговцами наркотиками в своих преступных маршрутах.
...Их было двое - пожилой нагловатой внешности мужчина и молоденькая, лет двадцати, девица. Они появились в "Посаде Анаи" поздно вечером. Молча поужинали, молча удалились. "Говорят, что прилетели самолетом еще днем", - только и услышал я от хозяина "посады". На следующий день я снова увидел их, но уже на острове Порвенир. Они стояли у края посадочной полосы в ожидании прилета "стрекозы". Мужчина был атлетического сложения. Порывы ветра отбрасывали в сторону полы незастегнутой рубашки, обнажая рукоять заткнутого за пояс пистолета, но "атлета" это ничуть не смущало.
Провожавший меня Альберто Васкес сказал еле слышно:
- Марихуанщики. Развращают индейцев. Продают им наркотики. Сюда приезжают пароходиком из Колумбии. Ночуют. Утром под видом туристов летят в столицу. Видите вон того индейца, с черным плоским чемоданчиком? Один из этой мафии. А пистолет у толстяка за поясом заметили? Такие типы говорят, будто оружие нужно им для защиты от контрабандистов-марихуанщиков. На самом деле - для защиты своего грязного бизнеса.
- Я слышал, что панамское правительство строго карает за контрабанду наркотиков?
- Строго... - усмехнулся Васкес. - Разве это строго - шесть месяцев тюрьмы или залог в шестьсот долларов?! Что для марихуанщика шестьсот долларов? Пустяк...
- А девицы? Какова их роль?
- Девицы - ширмы, иногда "почтальоны". Судя по тому как внимательно она слушает то, что говорит ей этот тип, в данном случае - это "почтальон". Она полетит в Панаму, а сам тип останется здесь и будет дожидаться ее возвращения.
Прилетела "стрекоза". Пилот сразу пригласил пассажиров занять места в самолете. "Почтальон" поставила ногу на лесенку, готовясь подняться в самолет. Последнее, что сказал ей "атлет", было: "Смотри, не задерживайся. Жду тебя обратно завтра к вечеру".
Пилотом "стрекозы" оказался уже знакомый мне Эдуардо Лобо.
- Сначала - на Алиганди, - сказал он. - Доставим для
больницы медикаменты и продовольствие. Оттуда - в Панаму.
На протяжении следующего часа я наслаждался видом проплывавших внизу коралловых атоллов самых причудливых очертаний. На Алиганди картонные коробки с лекарствами, соками и сгущенным молоком были быстро выгружены кунами за которыми нехотя наблюдал полицейский, и "стрекоза", взмыв на полторы тысячи метров, понеслась напрямик в столицу.
- А сейчас вы можете увидеть сразу два океана, - раздался в репродукторе голос пилота. - Справа - Атлантический, слева - Тихий.
Незабываемое зрелище длилось недолго - наплывшие облака закрыли собой и оба побережья, и синь океанов, и густую зелень сельвы, по которой петляли широкие коричневые после дождей реки.
А еще через четверть часа я вновь стоял на "твердой земле", но уже в столичном аэропорту Пайтилья. Путешествие в "оазис древности" осталось позади. Но оно навсегда запечатлелось в памяти как сказочный, неповторимый мираж.