![]() | ![]() | ||
![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
ОТКРЫТОЕ СЕРДЦЕКаждый раз, после того как побываешь у наших врачей в столице Эфиопии, боишься запамятовать, растерять ненароком на тряской дороге времени хоть что-либо из того житейского, человеческого материала, которым обладает только госпиталь. Какая людская мозаика! Занемог член императорской фамилии - его везут на громадной машине к советским врачам; заболел священник - поддерживаемый слугами, он шествует в палату, сияя золотым крестом; идет знатный рас - князь - в сопровождении свиты; присеменил крестьянин на ослике, привязал его к изгороди, задал корм, а сам - в регистрационную. В советском госпитале Красного Креста, которому присвоено имя генерала Балча, героя борьбы с итальянскими оккупантами, все участвуют в благородном деле - выхаживании больных. Большая группа медиков была послана из России в Эфиопию во время итало-абиссинской войны для помощи раненым. То был настоящий нравственный подвиг нашего народа. Другие европейские державы посылали в Африку военные экспедиции, сухопутные и морские, огнем и мечом закреплялись в своих владениях. А тут - врачи... Среди них были и люди из школы знаменитого хирурга Пирогова - они проделали в Эфиопии тысячи операций. По образцу русского был создан эфиопский Красный Крест. В госпитале готовились медики из местных жителей. Эта традиция сохраняется и поныне. Лазарет есть лазарет. Всякое здесь бывает. Робкая улыбка выздоравливающего и обреченные глаза безнадежно больного. У Дэста Бэзабэ желудочное кровотечение. Ничтожное количество гемоглобина. Операционное вмешательство в таких случаях исключено. Родом он из города Асмары. Ему тридцать лет. Лежал не в одном госпитале. И каждый раз его, как безнадежного, возвращали домой. В таких случаях приговор на всех языках звучит одинаково: долго не протянет. У Дэста Бэзабэ семь братьев. Один из них врач. Все они прилетели из Асмары, чтобы забрать больного. Уже заказан авиабилет. И внушали ему обычную в такие минуты мудрость: чему быть - того не миновать, а чего не миновать, пусть случится в родительском доме... Семь братьев сидели у постели Дэста Бэзабэ, уговаривали его ехать домой, но в ответ услышали: - Я был во многих госпиталях. И лишь здесь мне стало лучше. Возможно ухудшение? Посмотрим. Но я не уйду из советского госпиталя. Если умру, так здесь... Или такое: в приемный покой пришел мальчишка. Что говорит - не понять; испробовали чуть ли не дюжину языков, пускали в ход и европейские, и африканские. Казалось бы, должен мальчишка понимать эфиопский, раз он эфиоп. Ан нет! Амхарский ему недоступен. Он из народности сидамо, родился в глухой горной деревеньке и разговаривал только на своем диалекте. Вокруг столпились врачи. Подросток закинул голову и энергичным движением руки по горлу показал, что надо делать - вырезать зоб. Уже потом узнали его имя - Чакка Авара. Я бывал в нашем госпитале много раз. И всегда задавался вопросом: чем же все-таки мы берем, почему эфиопы валом валят именно в советский госпиталь? В Аддис-Абебе он не единственный: здесь лечебницы многих стран, кроме своих, эфиопских. И тем не менее самые торные тропинки ведут к Балча госпиталю... Паренек из горной деревушки нагрянул не из-за того, что просвещен относительно технической и фармацевтической оснащенности госпиталя. Святая вера в русского, советского врача, готовность положить себя под нож человека в белом халате из Москвы внушены ему людской молвой. На диалекте! Значит, там, за горами-долами эфиопскими, люди рассказывают друг другу о хакимах - советских врачах. И говорят, видно по всему, хорошо. Чакка Авара сейчас здоров и бегает вовсю, учится говорить по-русски. Один мой друг, московский художник, прошедший Великую Отечественную с кистью и автоматом, как-то в разговоре о том, в чем мы опередили Европу, а в чем не дотянули до «мировых стандартов», удивительно точно заметил: - Я знаю одно - мы первые в мире по простоте душевной... По существующим правилам Чакка Авара должен был уже покинуть госпиталь. Но с ним долгими часами занимались и переводчики, и сестры, и врачи - весь обслуживающий персонал. Приносили подарки, расспрашивали о житье-бытье. Оказалось, что у паренька нет родителей и он хочет остаться «на всю жизнь» в советском госпитале. Куда его девать? Выписать - значит выпроводить на улицу. И порешили оставить Чакка Авара при госпитале. Помощником санитара. Очень хочется ему заявиться в деревню и предстать в новой, выданной госпиталем одежде перед односельчанами. Да и добрая душа его жаждет заполучить сюда на лечение «всех, всех больных». Чакка Авара - свой человек в госпитале. Так и шныряет из одного отделения в другое, старается помочь чем может. ![]() Сушка рыбы в Ассабе. С Алемом Зелека было сложнее. В восемь лет он лишился голоса. Родители привели его в госпиталь, но среди наших врачей не было специалистов по такого рода заболеваниям. Отправить бы в Москву, в клинику, да как? У родителей нет денег, а билет стоит дорого. Дальнейшие события развивались по сюжету народной сказки. Семья Алема Зелека получила крупный выигрыш по билету национальной лотереи, весьма популярной в стране. Как часто случается, билет купили «на всякий случай». Купили один: больше денег не было. И вот на тебе - лотерейное счастье! Вернулся Ал ем из Москвы «говорящим». И сразу - в советский госпиталь. Словно желая наверстать время вынужденного молчания, он не только без умолку болтал, но и пел. В московской лечебнице Алем обзавелся друзьями Генкой и Ваней, которые учили его русскому языку. Не забывают наши ребята эфиопского школьника: шлют письма, посылки. Спрашивают: как голос? На моей памяти сменилось пять или шесть директоров госпиталя в Аддис-Абебе. Среди них были личности незаурядные: они оставили прочную и добрую память у эфиопов. В стенах госпиталя трудились доктора медицинских наук Василий Петрович Шишкин и Нина Ивановна Колесникова. На одну из операций Нины Ивановны пришел император Хайле Селассие. Перед входом в операционную надел бахилы из мягкой толстой бумазеи. На военный мундир с десятками орденских планок накинул халат. Нина Ивановна отвела ему местечко, и с этого «наблюдательного пункта» престарелый, но бодрый и на редкость любознательный властитель Эфиопии внимательно следил за действиями советской женщины, взявшейся за операцию на сердце. Она и без того сложна, эта операция. В Эфиопии дело осложняется тем, что воздух разрежен: высокогорье. Организм ослаблен еще и тщательным соблюдением частых постов. Эфиопия - единственная страна на Африканском континенте, где христианство - официальная религия. Учитывая все это, некоторые иностранные медики утверждали, что в Аддис-Абебе вообще нельзя производить операции на сердце и легких. У Нины Ивановны было иное мнение на сей счет. И она отважилась... Надо вообще сказать, что африканец предпочитает хирурга всем другим врачам. Он недовольно морщится, когда ему прописывают пилюли или микстуру. Все это баловство: что за лечение без крови? Верит одному хирургу. Уж если тот пройдет скальпелем, резанет, пустит кровь и аккуратненько заштопает, у пациента довольный вид и надежда на выздоровление возрастает во сто крат. Значит - лечат всерьез... Операция длилась час сорок пять минут. А потом, когда хрупкие, всесильные в эти мгновения руки Нины Ивановны сделали свое дело, император облегченно вздохнул. В кабинете директора хозяином стал Хайле Селассие. Он приказал доставить шампанского. Разлил, подняв бокал, чокнулся с Ниной Ивановной. - В моей долгой жизни было много радостей,- сказал он,- но по сравнению с вашими мои радости ничтожны. Вы на моих глазах вернули человека к жизни, чего не могу сделать я, император. Благодарю вас и всех работников госпиталя за то великое дело, которое вы делаете в Эфиопии. Осматривая госпиталь, император в одной из палат склонился над больным, спросил о здоровье. - Хыласо,- ответил тот по-русски. Хайле Селассие от души рассмеялся... Теперь Нина Ивановна Колесникова работает в Москве, в институте хирургии им. А. В. Вишневского. А там, в Аддис-Абебе,- новая смена, новые люди. Большинство врачей и медсестер впервые в Эфиопии. А вот Софья Евгеньевна Клитина, главный терапевт госпиталя, «по второму заходу». «Мама Соня» вернулась. Она и впрямь «мама Соня»: у нее эфиопская дочка. В прошлый заезд к ней на прием пришла женщина. Чувствовала она себя плохо. Настроение подавленное: местные знахарки и какие-то врачи внушили, что предстоящие роды будут иметь несчастливый исход. Софья Евгеньевна положила огорченную женщину в свою палату. Не отходила от нее, пустила в ход все свое красноречие, которое дороже всех снадобий, потому что придает человеку бодрость... Они долго толковали, пили и ели вместе. Выручал необходимый запас амхарских слов: советские врачи с первых же дней работы здесь начинают учить язык и, как правило, во время приема обходятся без переводчика. Мелькали дни, будущая мать отважно шла навстречу трепетному и мучительному, во веки веков радостному событию. Много ли человеку надо? Невесть откуда прибывший врач, ученый, образованный, относится с таким сердечным участием! На свет появилась девочка. Когда в госпиталь пришел отец, он первым делом спросил, как зовут врача. Вступил в силу народный обычай: ребенка называют именем того, кто его спас. Вот и живет в эфиопской столице Соня Белете. Бегает в гости к своей советской маме... Теперь она уже смышленая - ей шесть лет. Софья Евгеньевна привезла дочке огромного белого мишку. Соня маленькая так и повисла на шее у Сони большой. Родители не нарадуются долгожданной встрече. А девочка лепечет без умолку. Сонечке скоро идти в первый класс. Стараются обе мамы - наряжают, прихорашивают, покупают карандаши и тетрадки. А на вопрос, где будет учиться, когда станет взрослой, эфиопская кроха уверенно отвечает: ![]() Домики в Лалибеле. - В Советском Союзе, у мамы Сони... Кандидат наук, доцент Львовского медицинского института, доктор Клитина работает во Львове с 1948 года, сразу же после демобилизации из армии. В городе много иностранных студентов, в том числе и из африканских стран. При кинотеатре «Пионер» есть Клуб интернациональной дружбы. Но действует и «малый клуб» - квартира Софьи Евгеньевны. Заходят эфиопы - будущие врачи. Тебебе Емане Берхане, считающий Россию своей второй родиной, наказал Софье Евгеньевне, чтобы в Аддис-Абебе навестила его родителей. Так хотелось за гостеприимство львовское отплатить гостеприимством эфиопским! - Ну и как, удалось? - спрашиваю Софью Евгеньевну. - Еще как! Была в гостях у Берхане. Дом у них просторный, но всех приглашенных нельзя было вместить. Расположились на открытом воздухе. Отец моего студента держал речь. Вот бы напечатать! У советских врачей, сказал он, открытое сердце. Эфиопы это чувствуют. Потому и доверяют им. Гордится, что сын учится у нас. Я сидела как невеста за свадебным столом. В такие минуты особенно ясно чувствуешь, что такое советский врач за рубежом, что такое твоя великая Родина... ![]() Вензеля ствола. Бывший военный врач Клитина знает цену этому слову, которое делает всех нас согражданами, сынами и дочерьми Советской России. В ночь на 22 июня 1941 года старший врач полка в танковой бригаде уже принимал первых раненых. С танковым корпусом была под Сталинградом. Танкист из Горького Николай Батаев к армейской годовщине прислал в Аддис-Абебу письмо, где есть такие строки: «Герою тяжелых боев под Днепропетровском». В ее комнатке на столике - всегда письма с родины. Друзья по военным дорогам не забывают ее, находят всюду. Скольких она вынесла с поля боя, выходила, вернула в строй! Многие письма начинаются одним и тем же обращением: «Дорогая боевая подруга!» Далеко от Эфиопии сейчас Василий Петрович Шишкин - на другом материке: он хирург. Живет в Кабуле. А соратников по эфиопскому госпиталю помнит. В письме к Софье Евгеньевне пишет: «Вы смелая и решительная женщина, и я уверен, что для нашего госпиталя сделаете так же много, как и в прошлый приезд. У меня об этой стране самые теплые и сердечные воспоминания; они останутся на всю мою жизнь». - Ольга Ивановна, жена Василия Петровича,- рассказывает Софья Евгеньевна,-была тут старшей сестрой. Все держалось на ней. Умелая, мягкая, с удивительным человеческим тактом. Впрочем, нам везет на старших сестер. Теперь здесь Мария Петровна Дворецкая. Эфиопы души в ней не чают. Я не новичок в медицине, но и то порой удивляюсь, как она успевает дирижировать всем! А ведь хозяйство у нас немалое: в прошлом году госпиталь принял шестьдесят четыре тысячи больных... В Советское посольство приходят письма со всех концов Эфиопии. Абебе Гашоу благодарит врачей Клитину и Елену Комарову, сестер Валентину Карпову и Тамару Ткаченко. Асаф Вольдексадик, доставленный когда-то в Балча госпиталь с тифом и малярией, сообщает, что чувствует себя превосходно. Шлет поклон и пожелания добра москоб хакимам... Вот только покоя никто не догадается им пожелать: покой им только снится! Людмилу Ивановну Поликарпову я впервые увидел за операцией. В кресле сидел молоденький эфиоп. Лоб его обезображен болезненными наростами. Людмила Ивановна «прошлась» инструментом, наложила швы. Через несколько дней они будут сняты и лицо юноши вновь обретет природную красоту. И он запомнит нежные руки советского хирурга: народ всюду отзывчив на доброе дело, на бескорыстие и сердечность. Балча госпиталь... Он окружен эвкалиптами, неизменными спутниками здешнего жилья. Они подступают к окнам госпиталя, взбегают ровными аллейками на небольшое взгорье, что на территории госпиталя, создают вечно меняющуюся, трепетную тень над приземистым строеньицем, где и клуб, и библиотека, и зал для игры в пинг-понг. Тут же декоративные бананы с листьями невообразимой величины, и африканская хвоя, и кусты бугенвиллеи, и переплет виноградника над беседкой. Но тон задают эвкалипты. Наверное, каждое растение в своем расцвете и увядании чем-то напоминает человеческую жизнь. Все живое сродни друг другу. Но кажется, что эвкалипт наиболее точно копирует физическое и даже духовное состояние человека. Вот младенец - отпрыск: разбил вдребезги почки, выпустил первые листья и, довольный продвижением к солнцу, пошел чесать - удержу нет! Шустрый, ходкий в росте, он так и рвется ввысь, перебираясь по листочкам, как по лесенке. Но у него, как и у людей, житейские невзгоды: кто-то взял и подставил «подножку» - отломил самый венчик. Помучился эвкалипт, пролил смолистые слезы и ими же заврачевал ранку, набрался сил и снова давай отсчитывать листики, поначалу маленькие, а потом в мужскую рабочую ладонь, как и раньше, до хвори. К старости ствол покрывается трещинами. Кора шелушится и длинными печальными лентами свисает вниз, словно оповещая о том, что хозяин долго не протянет. Под эвкалиптами у госпиталя всегда люди. Редкий эфиоп сразу же согласится с диагнозом и ляжет на операционный стол: без совета родных не пойдет на такой шаг. И вот в госпитальный дворик-сад собираются родные и близкие. Врач занимает как бы пассивную позицию. Ничего не поделаешь - надо терпеливо ждать. А семейный круг не спешит: вынули из кошелки съестное, позавтракали, отдохнули, а там, глядишь, и пообедали. Проходят сутки, другие. Наконец решение созрело: - Оперируйте... Тут уж врач вступает в свои права. Наш, советский. |
![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() |
|
![]() |
|||
© GEOGRAPHY.SU, 2010-2021
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна: http://geography.su/ 'Geography.su: Страны и народы мира' |