II. Именем королевы

Спирали кризиса

Был на исходе октябрь 1975-го - второй месяц австралийской весны. Отцветала кукабарра. Гроздья ее ярких красных цветов, напоминающих по форме непокорный хохолок птицы-хохотушки, с таким же, как у этого дерева, именем, догорали за оградами сиднейских особняков и парков. Весна набирала силу. Рядом с корпунктом "Правды" в густой кроне джакаранды голубели первые цветы - колокольчики - верный признак того, что лето будет жарким.

По "шоссе смерти"

...Солнце только что поднялось, и отблеск его медленно переползал с небоскреба на небоскреб раскаленным докрасна шаром. Мокрый от ночного тумана асфальт переливался всеми цветами бензиновой радуги в первых лучах рассвета.

Из Сиднея в Канберру путь хоть и недолог, около трехсот километров, выезжать надо рано, пока не вырвались на шоссе гигантские трейлеры и фургоны-холодильники. На "дороге смерти", как здесь называют изрядно потрепанное и узкое шоссе Хьюм, ведущее в столицу, встреча с ними небезопасна. Статистика дорожных происшествий тоже неутешительна - в автокатастрофах гибнет ежегодно до четырех тысяч австралийцев. В двадцать раз больше число покалеченных. Впрочем, в стране, где на каждую тысячу человек приходится свыше 410 автомашин, это неудивительно.

Утром машины "спят", приткнувшись к тротуарам. Кажется, что они просто остановились на мгновение, вот-вот дадут зеленый, и вся выстроившаяся вдоль улицы вереница рванется в путь. Машин столько, что даже в эти ранние часы, когда еще не открылись двери десятков тысяч городских гаражей, припарковаться было бы нелегко. Легко зато ехать. Нет той автомобильной толчеи и пробок, которые превращают в подлинный кошмар езду по городу в часы "пик". Ведь в Сиднее живет одна пятая всего 13,6-миллионного населения Австралии, здесь сосредоточены крупнейшие предприятия страны, банки, страховые конторы, правительственные учреждения как федеральные, так и штата Новый Южный Уэльс. Сиднейцы говорят про свой город, занимающий примерно ту же площадь, что и Москва, так: Австралия - это Сидней и все остальное, а все остальное - буш. Это определение вызывает бурное негодование в первую очередь у мельбурнцев, ибо их город ненамного уступает Сиднею по численности населения, а затем уже у жителей столиц других штатов: буш - это все-таки то место, где живет всего 11 процентов населения Австралии. Остальная же часть живет в городах. И хотя городами здесь называют даже поселки с населением свыше тысячи человек, средний австралиец в буш предпочитает ездить на уик-энд, а жить будет в городе.

Буш начинается сразу же за Сиднеем. Точнее, за его рабочим пригородом Ливерпулем. Буш умиротворяет. Тягу к нему понимаешь, когда отстанешь от потока дорвавшихся до скоростной дороги машин, съедешь с шоссе и, проехав по проселочной с километр, остановишься у какого-нибудь ручейка, физически ощутишь покалывающую уши тишину и воздух, раздирающий легкие кислородом. Невольно в тоске горожанина по выхлопным газам тянешься к сигарете.

Ни ветерка. Даже табачный дым не зигзагообразной волной, а тонкой прямой струйкой шел вверх и терялся в густой хвое придорожного кедра. Тихо в буше. Ничто не напоминало о городе, кричащих первых полосах газет и бурных митингах. Политические бури сюда докатываются редко.

А время было тревожное. Журналистское чутье подсказывало - Австралия на пороге серьезных потрясений. Что-то произойдет очень скоро сверхнеобычное, экстраординарное, действительно сенсационное. Оппозиция в парламенте вот уже третью неделю блокировала бюджет, предложенный правительством Уитлема на 1975/76 финансовый год. Из палаты представителей, где у лейбористов было большинство, бюджет уже дважды после одобрения попадал в сенат, откуда его дважды возвращали обратно. Шел политический пинг-понг: Уитлем использовал большинство в палате, Фрейзер, лидер либерально-аграрной коалиции, свое большинство в сенате. По силе удары были равными. Счет пока что ничейный. Но что будет делать Уитлем, если сенат вернет бюджет в третий раз?

Похоже, либералы отступать не собираются. Аграрии - их партнеры по коалиции - настроены еще решительнее. Д. Антони, их лидер, прямо потребовал: провалить бюджет и навязать стране новые выборы. Фрейзер пока ведет какую-то свою игру - бюджет не отвергают, а... возвращают. Что за трюк?

В Канберре легче будет разобраться - все же там получаешь информацию из первых рук, а не из газет.

...В безлюдном придорожном пабе у Гулборна, на полпути к Канберре останавливаюсь перекусить. Средних лет фермер за неимением собеседников подходит ко мне с огромной кружкой пива и, словно продолжая разговор, даже не глядя в мою сторону, говорит: "Вам, городским, не понять, что жить в буше - это не сахар, приятель. И это чепуха, чертова чепуха, что говорят в городе, будто у каждого фермера здесь есть свой "мерседес". У меня хорошая машина, но это не "мерседес". И я не мог бы купить "мерседес", даже если бы захотел. И никто из тех, кого я здесь знаю, не мог бы, приятель, нет. И не сможет ни через год, ни через два, если дела будут идти вот так же. А идут они из рук вон плохо, и все из-за этих городских и канберрских парней, которые ненавидят фермеров и делают им все в пику, особенно профсоюзники, коммунисты и лейбористы... И они все думают, что у каждого из нас есть свой "мерседес". А у нас дела из рук вон. И я тебе скажу, приятель, что толку от моей фермы чуть. И если бы всю ее стоимость я имел в деньгах в банке, я бы получал на проценты ту же прибыль, что получаю сейчас за то, что на ней вкалываю всей семьей и еще плачу рабочим. Другое дело, что полной стоимости мне за ферму никто не даст, и я вкалываю, чтобы держаться на поверхности. Вот так, приятель. А ты говоришь, что у каждого из нас свой "мерседес"".

Я не успел сказать ни слова в свое оправдание. Он допил махом пиво, кивнул, вышел из паба, сел в свой "холден" и, резко газанув, исчез в буше. Будто кенгуру-уоллоби, которая выскакивает невесть откуда на шоссе и, отпрянув от машин, быстрыми прыжками спешит обратно в спасительный кустарник...

Подумалось: сколько таких, как он? Ведь Антони и Фрейзер, судя по всему, ставят именно на таких людей, доведенных до отчаяния дороговизной, инфляцией и спадом. Сколько таких?

В тихой столице

Въезд на Федеральную столичную территорию можно ощутить с закрытыми глазами. Об этом говорит не столько пограничная доска с надписью "ФСТ", сколько покрытие шоссе: колдобины, принадлежащие штату Новый Южный Уэльс, кончаются и начинается ухоженная асфальтовая гладь Федерального шоссе, по которому можно было бы давать сотню миль в час, если бы не аккуратные предупреждающие знаки со все уменьшающимися по мере приближения к столице цифрами. В Канберре ездят тихо и живут тихо. Даже в "раш-аур", то есть в переводе "час, когда все спешат", или час "пик", по-нашему, никто не несется никуда сломя голову. Аккуратно выстроенная колонна чиновничьих машин следует к оффисам, а потом вечером из оффисов. В остальное время Канберра полупустынна. Только в центре можно встретить прохожих, да и то это по большей части туристы. Стоит же съехать с широкой, пересекающей весь Город авеню, попадаешь в самый настоящий пригород с аккуратненькими коттеджиками, отгороженными от дороги подстриженными живыми изгородями. Тротуаров здесь нет. Прохожих, естественно, тоже. Бегают откормленные коротколапые псы, ревниво охраняющие хозяйскую собственность. Летают, словно голуби у нас, огромные белые какаду. Приглядевшись, увидишь даже опоссума в листве эвкалипта. Буш, да и только. Но удивительно рафинированный и урбанизированный буш, где можно пользоваться всеми благами городской цивилизации и в то же самое время дышать чистым воздухом. Канберра спланирована так, что здесь нет никаких промышленных предприятий, даже авторемонтные мастерские вынесены на самую окраину города... Сделано это не без умысла: чем меньше в тихой столице пролетариата, тем меньше стачек и митингов. Конечно, они не обходят Канберру стороной - перед парламентом месяцами стояли палаточные городки аборигенов, бушевали манифестации фермеров и рабочих, приезжавших в столицу со всех концов страны. Но отметьте - приезжавших, не местных. А как приехал, так и уехал ни с чем. А в столице все так же тихо, спокойно, степенно. Все тот же простор, неведомый большим мегаполисам вроде Сиднея и Мельбурна с их автомобильной толчеей и бензиновым смогом.

...По-канберрски степенно и благообразно белое здание федерального парламента, напоминающее чем-то резиденцию британского наместника времен колониальной эпохи где-нибудь в Африке. Портреты королей и королевы на стенах - зафиксировано каждое их посещение пятого континента - премьеров и генерал-губернаторов; вся средневековая атрибутика вестминстерской демократии - парики, жезлы, мантии, расшитые кружевами церемониальные костюмы, смахивающие на маскарадные одежки. Годами и под эти одеяния, и под соответствующие им высокие места в парламенте подбирали людей высокородных (при всей условности этого понятия в Австралии), ликом сытых, мошною крепких, связями сильных, убеждениями твердолобых. Элита либералов и аграриев двадцать три года (с 1949 по 1972 год) загоняла на скамьи оппозиции лейбористов, давя их от выборов к выборам не только с помощью мощного пресса крупного капитала, но и паровым катком антикоммунизма. В парламентских дебатах, особенно в годы "холодной войны", лейбористов обвиняли в "сговоре" с коммунистами, возглавлявшими профсоюзы, требовали от лидеров АЛП безоговорочной поддержки законопроекта Мензиса о запрещении Компартии Австралии. Законопроект этот впоследствии был признан неконституционным верховным судом страны, но "охота на ведьм", начатая Мензисом, шла вплоть до шестидесятых годов.

"Почти четвертьвековым сном" назвал правление либералов и аграриев, прерванное приходом к власти в 1972 году правительства Уитлема, один французский журналист. Если несколько развить эту аллегорию, можно сказать, что либералы и аграрии с помощью действовавшей до 1974 года в парламенте ультраправой демократической лейбористской партии (ДЛП), мирно посапывая в своих парламентских и министерских креслах, "проспали" не только политическую, но и экономическую независимость Австралии. Речь идет, конечно же, не о традиционной зависимости страны от британской короны. Австралия до сих пор член британского Содружества наций, английская королева до сих пор глава государства и ей, а точнее, представляющему ее генерал-губернатору принадлежат и законодательная власть на паритетных началах с парламентом, и исполнительная наравне с правительством; интересы британской короны представляют к тому же специально назначаемые губернаторы в каждом из шести штатов Австралийского союза. Под эгиду США Австралия перешла в 1951 году, когда в Сан-Франциско был подписан договор о создании военно-политического блока АНЗЮС, в который вошли Австралия, Новая Зеландия и США. В 1954-м Австралия вошла в СЕАТО. В 1966 году - во вновь сформированный блок АЗПАК (Австралия, Новая Зеландия, Англия и шесть стран Азии). Пятый континент должен был стать, как заявил в 1967 году тогдашний министр иностранных дел Хэзлак на сессии СЕАТО, "первым союзником Запада и прежде всего США на Дальнем Востоке".

Это союзничество привело к прямому соучастию Австралии в позорной агрессии против народов Индокитая, к гибели многих австралийских парней. На территории Австралии были созданы оборудованные по последнему слову техники американские военные базы. "Австралия, - писал в 1969 году Рой Маккартни в одной из австралийских газет, - представляет огромную стратегическую ценность для США. Она расположена как огромный авианосец между Индийским и Тихим океанами".

Если в военном плане Австралии была отведена роль "непотопляемого авианосца", то в экономическом в США рассматривали ее, говоря словами рекламы одной калифорнийской фирмы, как "51-й штат США". Фирма эта, в частности, рекламировала своим покупателям "поступивший в продажу" огромный кусок австралийской территории. Покупали не только территорию. По подсчетам автора книги "Австралию завоевывают?" Лена Фокса, примерно 1500 американских компаний имеют здесь солидные интересы. Они практически поставили под свой контроль горнодобывающую, нефтяную, химическую, пищевую, электронную, резиновую промышленность, производство сельскохозяйственных машин, угольную, текстильную, автомобильную, стекольную промышленность, рекламу, выпуск книжной продукции, фильмов и т. д.

Американским компаниям принадлежат в Австралии огромные территории - им проданы земельные участки, достигающие семи тысяч квадратных миль, в штате Квинсленд и на Северной Территории, не говоря уже о более мелких плантациях и горных разработках.

Решающее слово в ряде отраслей австралийской экономики принадлежит отнюдь не австралийцам, а боссам гигантских многонациональных компаний, контролируемых крупными корпорациями США.

Такая военная и экономическая зависимость от Соединенных Штатов неминуемо обернулась в годы правления либералов и полной политической зависимостью страны.

Канберра мало чем напоминает другие города Австралии. И все же в одном сходство есть.

Здесь, как и повсюду, свой обязательный универмаг "Вулвортс", правда, не американский, а австралийско-новозеландский. Тут же "Уолтонс" - наполовину американская фирма со всеавстралийской сетью магазинов самообслуживания. То там, то здесь аляповатые шатры с красным петухом на шпиле - американская фирма "Кентакки чикен" довольно успешно и быстро приучает австралийцев к своим куриным полуфабрикатам. Тут же двойная арка в виде буквы М. Это фирма готовой пищи "Макдональд", тоже американская. И конечно, всюду рекламные щиты, прославляющие кока-колу, пепси-колу, сигареты "Кент", "Уинстон", "Кемел" (США), "Бенсон энд Хеджес" (Англия), "Ротманс" (Англия - ЮАР), датские сигары.

Непременная черта каждого города и городишка в Австралии, как и Канберры, - реклама автомобилей. Самые популярные здесь "Холден - Дженерал Моторс", "Форд", "Крайслер" (США), "Тойота" и "Мазда" (Япония), "Вольво" (Швеция), "Фольксваген" (ФРГ), "Фиат" (Италия). Каждая фирма утверждает, что ее автомобили лучше всего приспособлены для австралийских дорог. То же самое, только о своем бензине, говорят нефтяные компании. Австралийский город невозможно представить себе без рекламных вывесок "Шелл". "БП", "Амоко", "Калтекс", "Эссо", "Тотал", "Ампол", "Мобил". Стоит проставить на этих вывесках название тех стран, откуда пришли в Австралию нефтяные гиганты, как картина будет выглядеть следующим образом. Фирма "Шелл" (англо-голландская) монополизировала 22 процента австралийского рынка нефтепродуктов, "БП" - "Бритиш петролеум" (Англия) - 18 процен-тов того же рынка, "Мобил" (США) - 14 процентов, "Калтекс" (США) - 13 процентов, "Эссо" (США) - 7 процентов, "Амоко" (США) - 3 процента, "Тотал" (Франция) - 2 процента. На долю же чисто австралийской компании "Ампол" приходится всего 9 процентов нефтерынка. А ведь рынок этот включает в себя не только поставку бензина для заправочных станций, но и добычу нефти, целые комбинаты по ее переработке, систему автостанций, нефте- и газопроводы.

"Шелл", "Калтекс", "БП" - мелькают вывески по обеим сторонам столичной Нортборн-авеню, в которое переходит Федеральное шоссе. Канберра. Город, непохожий ни на один другой в Австралии, для нее нетипичный во всем, кроме одного - засилья все тех же иностранных монополии, как и повсюду на пятом континенте.

Пиррова победа лейбористов

...Вспомнилось - август 1974 года. Парламент впервые собрался после досрочных выборов, навязанных Австралии рвавшимися к власти либералами и аграриями. Лейбористы выиграли с небольшим перевесом, но баланс сил в парламенте не изменился - в сенате у оппозиции по-прежнему было большинство, которому еще предстояло сыграть свою роковую роль.

Уитлем пошел тогда на беспрецедентный в истории парламента шаг - устроил совместное заседание двух палат. Расклад голосов был не в пользу оппозиции. В палате представителей у либералов и аграриев 61 место, в сенате 30. Лейбористы же имели 66 мест в палате и 29 в сенате. На совместном заседании таким образом баланс все время был в их пользу - 95-96 голосов против 92-91.

Уитлем играл ва-банк. Ставка была крупной - шесть законопроектов, самая суть обещанных лейбористами реформ. Среди них: важнейший закон о контроле над нефтяными и минеральными ресурсами страны - удар по иностранным монополиям, бесконтрольно хозяйничавшим на пятом континенте; закон об избирательной реформе - удар по аграриям, получавшим больше мест в парламенте за счет архаичной системы распределения голосов по сельским округам; закон о реформе здравоохранения и медицинском страховании - удар по мощным объединениям врачей, фармацевтов и страховым фирмам.

Лейбористы одержали тогда победу. Но это была пиррова победа. Их законопроекты стали законами, но для того чтобы воплотить их в жизнь, нужно было провести ряд законодательных положений через сенат. По сложным процедурным правилам, действующим в австралийском парламенте, они как бы "прикладываются" к закону. Без этих приложений закон, даже принятый, всего лишь декларация, скорлупа без желтка и белка. И скорлупа весьма хрупкая.

Едва совместное заседание обеих палат закончилось, оппозиция тут же провалила положение об избирательных округах - приложение к закону об избирательной реформе. Затем провалили законопроект о финансировании "Австралийской корпорации развития промышленности", без которого закон о контроле над нефтяными и минеральными ресурсами страны, принятый на совместном заседании, остался всего лишь благим пожеланием.

"Кого же в конце концов представляет оппозиция? - не выдержал тогда сенатор-либерал С. Холл, голосовавший по ряду законопроектов с лейбористами. - Кого, если она, очевидно, не представляет австралийцев, голосуя не против лейбористов, а против разработки австралийцами для австралийцев ресурсов страны?" Инвектива Холла не возымела действия. На тогдашней сессии оппозиция провалила из 56 законопроектов Уитлема ровно 30.

Упавшие было акции заокеанских горнорудных и нефтяных монополий, орудовавших в Австралии, быстро поползли вверх. Статус-кво был временно восстановлен.

На пресс-галерее

Неподалеку от советского посольства, что на Канберра-авеню, в конце тихой улочки Доуэс стоит мотельчик "Монаро" - обычное наше прибежище на время командировок в столицу. Отсюда пять минут езды на машине до парламента.

На флагштоке реет "Юнион Джек" с пятью звездочками Южного Креста - национальный флаг Австралии. Это знак того, что идет сессия парламента.

На стоянках для парламентариев полупусто, видно, и в залах обеих палат народу немного. Солдат спит, служба идет. Правда, сна-то нет. Идут политические консультации, перетягивание сторонников, закрытые заседания.

Парламентские скамьи пустуют, пока не объявят голосование, тогда палаты заполняются, как шлюзы водой. Неизвестно, откуда появляются запыхавшиеся народные избранники и рассаживаются каждый на своем месте.

Вход в парламент по специальным пропускам. Но за все время, что я бывал там, документы у меня проверили один только раз. Я долго недоумевал почему. Может быть, в Австралии, не ведавшей никогда переворотов, политических убийств и покушений, просто плюнули на охрану? Нет, охрана есть. И сильная. Но невидимая. Один из знатоков канберрских обычаев объяснил: "В охране парламента работают, как правило, отставные офицеры, нередко бывшие разведчики. Им одного взгляда достаточно на человека, чтобы его надолго запомнить. Профессионалы. Людям, которые этого не знают, кажется, что все идут в парламент без пропусков, сплошная демократия и свобода - куда хочу, туда иду. Это иллюзия, конечно. Когда нужно, муха не пролетит".

В холле полупусто. Только пара провинциалов забрела на экскурсию. Клерк водил их от портрета к портрету, дотошно перечисляя все звания и титулы, хотя их можно прочесть на потемневших от времени бронзовых табличках.

На парламентской пресс-галерее тоже полупусто. Здесь работает добрая сотня специально аккредитованных журналистов. Это, как правило, асы, знатоки и прорицатели. Информацию они черпают не только из документов, поставляемых пресс-службой для каждой из представленных здесь газет, но в первую очередь из бесед личных: кого-то перехватят в коридоре во время перерыва в заседаниях, с кем-то пообедают, кого-то угостят в баре. Информация собирается по кусочкам, по крупицам - здесь, как и во всем газетном бизнесе Австралии, идет конкуренция жесткая: с новостью, политической сенсацией надо вырваться первому, опередив всех других.

У "боксов" - маленьких ящичков, куда парламентская обслуга рассовывает тексты выступлений, документов, принятых на сессии, и объемистые исследования специальных комиссий, как всегда, останавливаюсь. Бокс с надписью "Правда" забит до отказа. Давно не был. Часть бумаг сразу летит в корзину - неинтересно, не пригодится. Остальное в портфель. Подходит дежурный с пачкой отпечатанных на ротаторе страниц Выступление Уитлема: "Оппозиция старается уничтожить нас любыми средствами. Сейчас, для того чтобы прорваться к власти, она затягивает принятие предложенного нами бюджета. Но что принесет ее возвращение к власти? Несомненно, при правительстве оппозиции безработица и инфляция были бы куда хуже. Многие наши меры по снижению безработицы и сдерживанию цен были бы отменены. Оппозиция хочет, - продолжал он, - вернуть нашу страну в стоячее болото, в котором она находилась 23 года правления консерваторов, в болото, из которого мы Австралию вырвали. Оппозиция хочет сделать нашу страну заповедником фанатиков, реакционеров, а также иностранных компаний, которые годами чувствовали себя здесь великолепно. Оппозиция хочет сорвать наши планы, которые предусматривают улучшение образования в стране, заботу о детях, иммигрантах, вдовах, аборигенах, наши планы введения общенациональной системы страхования на случай болезни, усовершенствования городов и транспорта. Чем ближе мы подходим к осуществлению наших планов, тем более отчаянные попытки предпринимает оппозиция с тем, чтобы сорвать их".

Уитлем тревожится. Видимо, положение совсем плохо.

- Хелло, Владимир! - это Гэй Дэвидсон из "Канберра таймс". - "Правда" тоже интересуется, чем вся эта драка кончится?

Небольшого росточка, с высоким лбом, обрамленным по-русски косами, Гэй прорвалась в большую политику трудом тяжким - от репортера на побегушках до политического обозревателя столичной газеты. Гэй хмурится - верный признак, что точный анализ событий дать и ей нелегко.

- Видишь... В истории Австралии не было ни единого случая блокирования сенатом федерального бюджета. Ты, наверное, читал на днях в "Сидней морнинг геральд" статью профессора Кейна. Он пишет, что вообще такая практика противоречит конституции. Но это одна сторона. Удивительнее другое - ведь бюджет поначалу ни у кого особых возражений не вызывал. Он сбалансированный. Лейбористы пошли на уступки частному сектору. Насколько я знаю, и в деловых кругах поначалу его поддерживали. Что-то, видимо, произошло. Но что?

Гэй закурила, как всегда, быстрыми затяжками поглощая сигарету.

- Хочет ли Фрейзер добиться отставки Уитлема? Новых выборов? Но зачем сейчас? Есть две школы, я имею в виду экономистов. Одни говорят, что спад уже кончается^* и дела идут на поправку. Популярность лейбористов скоро поднимется. Оппозиции тогда будет трудно выиграть выборы в 1977-м. Те, кто в это верит, говорят Фрейзеру, что надо спешить, надо воспользоваться приближающимся подъемом, не дать это сделать лейбористам. Но есть и другая школа. Ее представители говорят так: зачем Фрейзеру спешить сейчас, когда дела в ближайшие годы не поправятся. Пусть за дальнейший спад расплачиваются лейбористы. До выборов 1977-го недолго. Лейбористы на них, если спад не остановится, большинства не получат. Так что у Фрейзера трудный выбор. Сказать, чем все это кончится, трудно, можно только гадать.

^* (К октябрю 1975 года правительству лейбористов удалось немного исправить положение. Экономика начала показывать первые, очень робкие признаки подъема. Инфляция в те дни, когда сенат впервые заблокировал бюджет, уже снизилась с 17 до 12 процентов, безработица упала с 320 до 270 тысяч человек.)

- Ну что ж. Давай пойдем погадаем на кофейной гуще.

Мы пошли в бар пресс-галереи. Там вовсю обсуждалась последняя новость: Фрейзер требует, чтобы Уитлем согласился на досрочные выборы, и только тогда сенат примет бюджет. Позиция Уитлема на этот счет уже известна - на роспуск обеих палат он не пойдет, а потребует у генерал-губернатора назначить на полгода раньше срока перевыборы в сенат. Чем это могло обернуться для оппозиции, сказать было трудно.

"Кажется, это последний заезд", - мрачно прокомментировал новость о Фрейзере наш сосед по столику.

"Какой-то рок... - ни к кому не обращаясь, сказал другой. - Лейбористам просто не везет. После войны их погубил спад, когда они пошли против профсоюзов. Теперь они вроде бы за профсоюзы, но спад губит их опять..."

За какой "социализм" лейбористы?

Гэй Дэвидсон и ее коллеги в своих статьях, конечно, не проводили классового анализа ни тех сил, которые шли за либералами и аграриями, ни тех, что шли за лейбористами.

Выступая на открытии II съезда Социалистической партии Австралии 13 июня 1975 года, генеральный секретарь СПА Питер Саймон говорил: "Лейбористская партия не монолит. Ее политика часто противоречива и прагматична. В ней есть правое и левое крыло и весьма подвижный центр. Нет поэтому простого ей определения.

Тем не менее за некоторыми исключениями ее члены действуют под влиянием реформизма, который исходит из того, что возможно реформировать капитализм, не затрагивая самой этой системы. Реформизм нельзя считать революционным, несмотря на то, что некоторые активисты лейбористской партии разделяют социалистические цели и говорят о себе как о социалистах. Лейбористская партия не является партией социалистической и не имеет социалистической программы. Никто поэтому не вправе ожидать, что она пойдет по социалистическому, революционному пути. Не следует также ни на один миг предполагать, что лейбористскую партию можно превратить в партию революционную. Роль революционного авангарда может принадлежать только марксистско-ленинской партии".

Пожалуй, меньше всего образу революционера-ниспровергателя соответствовал сам лидер лейбористской партии Гоф Уитлем.

За несколько дней до падения лейбористского правительства в Австралию с официальным визитом приехал премьер-министр Малайзии Тун Абдул Разак, ныне покойный. В Канберре был устроен прием в его честь. Уитлем прошел в зал усталый, с покрасневшими от бессонницы глазами. Прирожденный лидер - гордая седая голова с орлиным профилем, громадный рост. Даже на приемах, когда он беседовал с журналистами, подойти к нему совсем близко не решались - ему будто бы не хватало простора, он всегда двигался, даже стоя на месте, а потому оттаптывал ноги тем, кто заходил за "запретную черту". Уитлема любили либо ненавидели. Как все сильные личности, он не был создан для усредненных эмоций.

На приеме выдалась минутка, чтобы задать ему несколько вопросов. Когда его спросили: "Как вы сами чисто человечески воспринимаете то, что сейчас происходит в парламенте?" - он откинул назад голову, секунду подумал, потом бросил всего лишь одно слово: "Философски".

В нем чувствовалась порода. И только диву можно было даваться, почему этот патриций и по рождению и по воспитанию стал лидером лейбористской партии Австралии. Вспомнились слова его деда: "Право, не знаю, откуда он набрался таких радикальных идей". Конечно, Уитлем по своему происхождению и образованию должен был скорее принадлежать к либералам, чем к лейбористам. И тем не менее при всем центризме своих реформистских взглядов он, человек просвещенный, политик широчайшего кругозора, сознательно пришел в ряды лейбористов и впоследствии возглавил их, ибо понимал, что именно лейбористская партия способна осуществить в Австралии давно назревшие перемены. Его не пугало, как других, то, что лейбористы уже не просто мелкобуржуазная партия, как в 50-е годы, что ее поддерживает и большая часть рабочего класса. После раскола пятидесятых и выхода из нее правого крыла, сформировавшего ДЛП, партия разработала под давлением левых профсоюзов развернутую программу социальных реформ.

Частично эту программу поддержали и довольно крупные капиталисты Австралии, та националистическая буржуазия, которая считала, и справедливо, что с помощью лейбористов удастся самортизировать надвигавшийся экономический кризис, не дать недовольству масс выйти из-под контроля и, кроме того, ограничить засилье иностранных монополий в стране.

Бороться с этим засильем мог только мощный государственный сектор, кстати, несильный в Австралии, он дает лишь 32 процента валового национального продукта (для сравнения укажем, что в США на его долю приходится 33 процента ВНП, в Канаде - 39, во Франции- 42 и в Швеции - 50 процентов^*). Попытки лейбористов его укрепить задели интересы тех 67 семейств мультимиллионеров, которые традиционно правили Австралией, и крупные иностранные монополии.

^* (Данные министерства финансов Австралии.)

В ход у противников лейбористов пошел термин "социализация". Социализмом пугали обывателя и мелких бизнесменов, убеждая их поддержать оппозицию. Дональд Хорн, автор нашумевшей книги "Счастливая страна", одной из лучших о пятом континенте, писал по этому поводу: "Примитивная вера в "свободное предпринимательство", пережитки имперского мышления традиционно составляют идеологию либеральной и аграрной партий. Их взгляды на экономику выражаются с помощью примитивистских абстракций мелкого лавочника; "независимость", "инициатива", которые не отражают реальностей нашего сложного общества. И если уж глядеть правде в глаза, австралийская экономика рухнула бы без интенсивной правительственной поддержки и без деятельности крупных корпораций. Тем не менее эти мелкособственнические абстракции произносятся почти с религиозной верой. Слово "прибыль" звучит синонимом всего действительно хорошего в жизни".

Не случайно поэтому, как пишет Хорн, либералы в своей борьбе против лейбористов использовали лозунги: "Свобода или социализм!", "Защитим Австралию от коммунизма!" и винили их во всех смертных грехах, в первую очередь за спад в австралийской экономике.

"Никто не может ожидать от мультимиллионеров, что они будут поддерживать такую социальную и политическую систему, которая превратит их в бедняков и уничтожит их власть, - писал корреспондент еженедельника "Нэшнл ревью" Мунго Маккалем в те дни по поводу антилейбористской кампании в прессе. - Следовательно, нет ничего удивительного и в том, что люди, которые контролируют австралийскую прессу, выступают ярыми поклонниками системы частного предпринимательства".

Мунго слыл известным леваком на парламентской пресс-галерее в Канберре, а его левацкий еженедельник немало досаждал и консерваторам и лейбористам. И хотя Мунго всем теоретическим занятиям на свете предпочитал стойку парламентского бара, где не столько пил, сколько слушал, вывод по поводу симпатий владельцев газет к капитализму он сделал чисто научный. Одно только Мунго не учел - лейбористы и не думали посягать на систему частного предпринимательства, а лишь хотели ее усовершенствовать и осовременить.

В тисках спада

Законопроекты Уитлема не выходили за рамки общих канонов развития современного государственно-монополистического капитализма. В планах лейбористов не было ничего более радикального, чем то, что уже давно осуществили на практике некоторые социал-демократические партии Европы, стоявшие у власти годами. Но по сравнению с ними у Уитлема и его коллег по партии был очень жесткий лимит времени. Сопротивление оказалось слишком сильным, а лейбористы слишком торопились.

Буквально с первых дней после прихода к власти лейбористы во всеуслышание заявили о том, что будут стремиться к более справедливому распределению национального дохода в стране. За словами последовали дела. Были повышены налоги на прибыль и капитал. Одновременно несколько снизились налоги на низкооплачиваемые категории трудящихся.

Шаг этот был встречен в штыки крупным бизнесом. Пресса обвиняла лейбористов в "попытках разорения частного сектора". Ничего подобного, конечно, лейбористы и не собирались делать. Налоги, которые они ввели на прибыль, в сравнении, скажем, с налогообложением в США в ряде стран Западной Европы выглядели отнюдь не радикально. Более того, частный сектор лейбористы субсидировали, даже осуществляя свои реформы. Так было с нашумевшей историей передачи исконных земель аборигенов племени гурунджи. Земли эти лейбористы не отобрали у иностранной компании, приобретшей территорию гурунджи во владение, а выкупили.

По сути дела, дилетантской оказалась и попытка предотвратить относительное обнищание трудящихся из-за инфляции. Лейбористы ввели так называемую индексацию заработной платы, что означало автоматическую ежеквартальную прибавку к зарплате в соответствии с квартальным индексом роста цен. Но подобная политика без попыток контроля над ценами со стороны государства лишь вела к усилению инфляции, ибо крупный капитал тут же компенсировал потерянное за счет индексации зарплаты новым ростом цен.

Лейбористам трудно было осуществлять программу своих реформ и в силу специфических австралийских условий, и из-за ожесточенного сопротивления оппозиции. Лейбористам удалось ввести государственную систему медицинского страхования "Медибэнк". Был принят ряд ограничений на действие иностранных монополий. Лишь из-за обструкционизма сената не был введен закон о Государственной страховой компании, который серьезно подкосил бы многомиллиардный страховой бизнес. На очереди были законы о введении полного контроля государства над природными ресурсами страны. Быть может, лейбористам удалось бы довести свои реформы до конца. Помешал спад.

Бум 60-70-х годов в австралийской экономике, несмотря на высокую стоимость местной рабочей силы, был достаточно продолжительным. Уровень жизни в Австралии оставался гораздо более высоким по сравнению с Западной Европой, а по ряду показателей даже с США. Безработица с 1968 по 1972 год выросла незначительно - с 1,7 до 2,5 процента от общего числа работающих. К февралю 1974 года ее уровень вновь снизился до 1,7 процента. В марте 1974-го число безработных составляло 86 тысяч человек, а число вакантных рабочих мест - 92 тысячи. Примерно до середины 1974 года был небольшим уровень инфляции - всего семь процентов. Рост цен уравновешивался ростом заработной платы. Австралийский доллар оставался стабильным - предложения о его девальвации вызывали улыбку уже потому, что валютные резервы страны достигали 4 миллиардов долларов. Темпы роста производства не снижались. Поощрялась иммиграция. Слова популярной здесь песни "Австралия, страна моя, богатая, обильная" все еще воспринимались австралийцами как констатация очевидного факта.

Однако уже к августу 1974-го, когда мировой спад сильно ударил по австралийскому экспорту, стало ясно, что экономика Австралии от болезней капитализма так же не застрахована, как американцы и западноевропейцы от новозеландского гриппа.

Довольно быстро инфляция достигла 10 процентов. Австралийский доллар был девальвирован на 12 процентов уже в октябре 1974-го, это была попытка повысить конкурентоспособность австралийских товаров на мировом рынке. Валютные резервы Австралии сократились почти на миллиард долларов. Однако, как и всегда в таких случаях, попытка вытащить нос привела к тому, что хвост увяз - резко подорожали импортные товары, в том числе ввозимые в страну части для многочисленных сборочных заводов. Засилье иностранных монополий в экономике страны привело к такому феномену, как "импортируемая инфляция".

По извращенной логике развития взаимоотношений между метрополией и "колониями" Австралия традиционно рассматривалась Англией, а впоследствии США и другими экспортерами готовой продукции лишь как источник добычи сырья и рынок для товаров, из этого сырья получаемых. Парадоксально, но, будучи со всех сторон окружена океаном, Австралия импортирует сардины из Ирландии, сельдь из Исландии, лососевые и крабов из Японии. Местное кораблестроение способно обеспечить разве что ремонт судов да производство катеров и яхт. Цены на все эти товары в результате "импортируемой инфляции" также подпрыгнули, а доходы от продажи сырья упали после девальвации. В результате всего этого резко выросли цены на основные продукты питания, подорожали квартплата, бензин, поднялась стоимость проезда в общественном транспорте, в частности в два раза на авиабилеты.

Об инфляции заговорили всерьез. Небывалый рост безработицы привел к тому, что работы лишались уже не только квалифицированные рабочие, но даже высокооплачиваемые клерки из частных фирм.

К октябрю 1975-го безработные составили уже 5,02 процента рабочей силы. Безработица возросла, по данным профсоюзов, с 1973 года на 266 процентов. Инфляция в тот же период выросла на 106 процентов, а по сравнению со средним уровнем инфляции 60-х годов на 576 процентов. Одна за другой объявляли о своем банкротстве не выдержавшие конкуренции компании, разорялись фермеры и мелкие бизнесмены.

Вину за сложившуюся ситуацию и австралийская пресса и оппозиция взваливали на лейбористов.

Основные обвинения в их адрес сводились примерно к следующему: потакание профсоюзам в их требованиях о повышении заработной платы, замораживание кредита, контроль над ценами, повышение налога на частные компании и лиц с высоким доходом, "зажим" иностранных капиталовложений, чрезмерный рост расходов на программы социального обеспечения.

Конечно, нелепо было валить на лейбористов вину за мировой спад - Австралия, как говорил Уитлем, уже давно перестала быть изолированным островком в мировой капиталистической системе. И именно эта система, а не лейбористы, не профсоюзы повинна была в бедах пятого континента.

Иностранные корпорации, руководство которых всячески противилось приходу лейбористов к власти, искусственно создавали безработицу и дороговизну в стране, прибегая к так называемой забастовке капитала, то есть к свертыванию производства, замораживанию оборотных средств. Решения об этом принимались, естественно, не в Канберре, а в заокеанских оффисах многонациональных концернов и банков.

Одновременно с этим крупный капитал всякий раз, когда рабочие добивались повышения заработной платы, стремился тут же компенсировать потери за счет повышения цен на свою продукцию. Лейбористы не могли поэтому вырваться из заколдованного круга, в котором повышение заработной платы неминуемо ведет к росту цен. Не случайно частные компании, как писали газеты профсоюзов, "никогда не зарабатывали больше, чем в самый разгар инфляции". Чтобы в этом убедиться, достаточно было просмотреть списки прибылей ста крупнейших компаний и банков Австралии, регулярно публикуемых в "Файненшнл ревью".

Обогащению крупных компаний способствовало также массовое разорение мелких бизнесменов. О них не писали органы деловых кругов. Мрачная статистика банкротств выплескивалась на улицы городов и обочины шоссе. То там, то здесь каждый день появлялись новые вывески: "Продается с молотка", "Фирма закрыта", "Купите мою ферму".

Лейбористы в этих условиях, конечно, теряли популярность. Им отказали в поддержке не только крупные предприниматели, но и мелкие хозяйчики, которые держат тысячи микропредприятий в Австралии. Они больше всего пострадали от удорожания стоимости рабочей силы и повышения цен на продукцию корпораций. Лейбористам был предъявлен ультиматум, прямо сформулированный сиднейской "Дейли миррор": "Либо объявите во всеуслышание, что вы не против системы частного предпринимательства, либо подавайте в отставку", а иначе говоря, либо идите на поклон крупному капиталу, либо он вас вышвырнет. И лейбористы пошли на попятную.

НЭП по-лейбористски

Маленький курортный городок Терригал в 80 километрах от Сиднея до февраля 1975 года был известен лишь любителям серфинга да знатокам обычаев австралийской элиты - у богатых "настоящих австралийцев", ведущих свою родословную от первопроходцев, считается "приличным" иметь свою летнюю виллу на Терригальском побережье.

31-й съезд правящей австралийской партии (АЛП), проходивший в Терригале с третьего по седьмое февраля, ввел название этого городка в политический словарь Австралии. Терригал стал символом новой экономической политики лейбористов, там же, в Терригале, окрещенной левыми знакомой нам аббревиатурой НЭП.

С докладом на эту тему выступил видный экономист, тогда заместитель Уитлема д-р Джим Кэйрнс.

Для левого крыла АЛП его доклад прозвучал похоронным звоном лейбористскому "социализму": снижение налога на частные компании, размораживание кредита, облегчение условий займов в иностранной валюте. В той или иной мере об этом говорилось и раньше, послабления частному сектору начались еще в конце 1974 года. Но в Терригале лейбористы пошли дальше. В своем докладе д-р Кэйрнс заявил недвусмысленно: "Пришло время для лейбористской партии ясно и категорически заявить, что основные нужды народа Австралии зависят на данном этапе от прибыльного частного сектора. Поэтому процветание эффективного частного сектора должно быть на деле гарантировано правительством".

В числе этих гарантий-реверансов в сторону национального "большого бизнеса" - отмена прежних решений лейбористов о введении налога на прибыли с капитала, дальнейшие послабления для частных компаний в получении кредита и введение протекционистских пошлин на импортируемые автомобили, снижение налогов на частные компании. Одновременно лейбористы с терригальской трибуны призвали профсоюзы к "сдержанности в отношении повышения заработной платы".

Лейбористский НЭП удовлетворил "большой бизнес" только частично. "Файненшнл ревью" писала, что Терригал означает подписание смертного приговора реформам, обещанным лейбористами в своей программе 1971 и 1973 годов, с которой они пришли к власти. В "Сидней морнинг геральд" тоже радовались этому приговору, но возмущались, что лейбористы не пошли достаточно далеко, не приняв решения о контроле над заработной платой. "Крови" профсоюзов требовала и оппозиция.

...После доклада Кэйрнса объявили перерыв, и все высыпали во внутренний двор отеля, где проходил съезд. Правящая партия здесь попросту плюнула на формальности, неизбежные в Канберре. Прошла в купальнике жена Уитлема Маргарет, ростом ему под стать, крупная, с таким же орлиным профилем, как у мужа. С размаху нырнула в бассейн. Кто-то из делегатов "случайно" подставил ножку надоедливому репортеру из Сиднея, и тот плюхнулся в бассейн вместе со всей своей аппаратурой вслед за Маргарет, которую он непрестанно фотографировал, пока она шла к мостику. Беззлобный хохот накрыл его вместе с волнами, поднятыми мощным телом жены премьера.

Кэйрнс назначил мне именно это время для интервью. Он вышел во двор в рубашке с короткими рукавами, зажмурил глаза от яркого солнца и, увидев меня, помахал рукой: "Я сейчас". Делегаты подходили к нему по одному, и только минут через двадцать он добрался до моего столика. Небольшого роста, полуседой, чуть сутулый - типичный школьный учитель. Он ничем не напоминал того "анархиста" и "левака", каким изображали его в печати. Для австралийской реакции он был бельмом на глазу еще в те времена, когда лейбористы не стояли у власти. Это он, "красный Кэйрнс", возглавил многотысячную колонну участников марша протеста против войны во Вьетнаме и призывал со ступеней мельбурнского парламента "вернуть австралийских парней домой". Это он, "анархист" доктор Кэйрнс, написал книгу "Тихая революция" об австралийских "новых левых", в которой заклеймил позором пресмыкательство либеральной и аграрной партий перед монополиями США и Пентагоном. Наконец это он, всегда "якшавшийся с красными", был автором той экономической политики лейбористов, против которой восстал большой бизнес. И это не говоря уже о выступлениях против ЦРУ и его австралийского молочного брата - АСИО, о высказываниях Кэйрнса за развитие отношений с СССР и другими социалистическими странами.

Кэйрнс выглядел усталым. Сказывались перегрузки и не прекращавшаяся травля в печати. Не затягивая интервью, спросил его:

- Делегаты окрестили вашу политику НЭПом. Как вы к этому относитесь?

Кэйрнс улыбнулся:

- Ну это совсем другое. Ваш нэп проводился под присмотром Коммунистической партии, правящей партии. А в Австралии это все иначе. Кто бы ни пришел здесь к власти - лейбористы ли, оппозиция ли, и те и другие будут служить крупному капиталу. Надо смотреть правде в глаза.

- И все-таки говорят, что ваш доклад - это отказ от прежних принципов лейбористов.

- Нет, - ответил он. - Это, если хотите, признание реальности. Такое же признание, что зимой надо помещение топить, а летом охлаждать. Конечно, в нынешнем положении вещей виновна капиталистическая система. Но мы живем в этой системе и мы, как лейбористы, не можем пойти дальше определенного предела в уменьшении прибыльности частного сектора без того, чтобы этот сектор не начал отвечать на снижение прибылей увольнением рабочих, наступлением на их права. Собственно говоря, это и случилось в Австралии. И началась зима в нашей экономике, началась рецессия, выросла безработица. Это тот случай, когда надо натапливать помещение... Если мы этого не сделаем, правительство падет, придут к власти консерваторы, оживятся ультраправые. Вряд ли это обернется добром для рабочих...

Использовали ли лейбористы для подогрева экономики Австралии свои принципы в качестве топлива? Заставила ли их реальность недавно обретенной политической власти и стремление у нее удержаться отказаться от прежде провозглашенных партией идеалов? Эти вопросы мне приходилось слышать в Терригале. Ответ на них неоднозначен. В самом факте признания того, кто же действительно является реальным хозяином, реальной властью в капиталистической Австралии, неизбежно ощущалась горечь утраты того реформистского идеализма, которым могли свободно оперировать лейбористы, находясь в оппозиции. Реальность Терригала лишний раз подчеркнула, что лейбористы в своих реформах могли пойти лишь до определенного предела. Там же, где это затрагивает подлинную структуру власти в капиталистическом обществе, они, увы, бессильны и неминуемо всегда сталкиваются с выбором либо сойти с политической сцены, либо дать публичную присягу в верности системе частного предпринимательства. Лейбористы в Терригале предпочли второе.

Вскоре после Терригала Джек Макфиллипс, один из лидеров Социалистической партии Австралии, сказал мне: "Попомни мои слова - лейбористы дорого заплатят за эти уступки и за нападки на профсоюзы. Популярности им это у большого бизнеса не прибавит, а в рабочей среде тем более. Да и если уж на то пошло, то для борьбы с рабочими большой бизнес обратится всегда скорее к проверенным специалистам - к оппозиции, которую и приведут к власти, как только лейбористы растеряют поддержку в народе".

Джек оказался пророком.

Дебаты, дебаты, дебаты...

В те дни, когда шел политический пинг-понг между сенатом и палатой представителей и лейбористский бюджет, как мячик, перелетал из одной палаты в другую, все новости из первых уст можно было узнать только в парламенте. На пресс-галерее постоянно дежурили репортеры - событий ждали каждую минуту.

Двумя полукругами внизу, под галереей для прессы - скамьи оппозиции и лейбористов. У возвышения, на котором восседает спикер в парике и мантии, по правую сторону - правительство, по левую - теневой кабинет. Уитлем и Фрейзер лицом к лицу. Время от времени они уходят, оставляя за себя заместителей. Дебаты не прекращаются часами.

Нравы в парламенте Австралии весьма свободны - оратора могут осмеять, ошикать, могут мешать ему говорить до тех пор, пока спикер не призовет заднескамеечников к порядку. Оратор, в свою очередь, нередко не выбирая выражений, может выдать сполна своим оппонентам под одобрительные возгласы коллег по партии "Слышим! Слышим!" и под возмущенное "Буууу!" тех, по чьему адресу, он прокатился. Дебаты эти нередко скучноваты. Но в острые политические моменты столкновения двух партий в них есть своеобразная прелесть, и ценитель подлинного политического остроумия и находчивости, побывав здесь, найдет что записать в свою книжечку.

"Уважаемый член палаты представителей, представляющий избирательный округ Берке, как говорят, совершил все преступления, известные законникам, за исключением одного, которое мы бы охотно простили ему, - самоубийства..."

Или: "Уважаемый член палаты, к сожалению, утопил свои мысли в море своих эмоций..."

Юмор "избранников народа", бывает, оборачивается непристойной грубостью, да такой, что спикер вынужден иной раз прерывать заседание и требовать у разошедшегося "уважаемого члена" взять свои слова обратно.

Среди лейбористов немало было людей образованных, с весьма широким кругозором. И они не упускали случая, чтобы этим своим преимуществом воспользоваться, когда либералы или аграрии "садились в лужу". Больше всех в оппозиции доставалось от Уитлема предшественнику Фрейзера Снеддену. Внешне это чем-то напоминало встречу противников разной весовой категории на ринге - тяжеловес-гигант Уитлем просто избивал маленького, в весе "пера" Снеддена, не давая ему никакой пощады. Снедден был лидером, конечно, неудачным. Выбился он по обратному парадоксу в сравнении с парадоксом Уитлема из рабочей среды, но возглавил партию либералов. Образчик его ораторского искусства мне пришлось услышать на сиднейском ипподроме Рэндвик в мае 1975-го, когда оппозиция развернула было кампанию за досрочные выборы. Шел дождь. И то ли размокла у Снеддена речь, то ли вообще не мог он толком говорить без бумажки, но звучало это так: "Вы, друзья мои, - говорил он своим до нитки промокшим сторонникам, - я должен сказать вам, что вы, как народ, имеете гораздо более высокие качества, чем какой-либо народ где-либо еще в мире, и комбинация этих ресурсов и нас, народа, правильная комбинация правительства и народа, поощряет нашу веру в то, что ни одна страна в мире не может достичь для своего народа того, что может Австралия".

В парламенте это Снеддену не сходило. Во время памятного совместного заседания обеих палат, кстати, транслировавшегося по телевидению, он выступил с резкой антиправительственной речью, изобиловавшей антикоммунистическими выпадами и криками об угрозе "красных, захвативших профсоюзы". Для подкрепления своих аргументов об опасности потакания коммунистам он решил привести еще и исторический пример. "В то время как мы здесь сидим и обсуждаем всякие нереалистические прожекты правительства, - заявил он, - коммунисты призывают профсоюзы к революции. Примерно так же русский парламент в 1917 году обсуждал, какую одежду носить священникам, когда большевики захватывали власть!"

"Ученость" Снеддена была буквально в тот же день посрамлена министром иностранных дел Австралии Доном Уиллиси, отметившим в своей речи как бы между прочим, что не русский парламент обсуждал новые моды для священников в 1917 году, а Святейший синод. Это был, что называется, удар под ложечку.

Друзья лейбористов говорили, что Уитлем перестарался, когда публично добивал Снеддена. Это, видимо, послужило основной причиной его замены на Фрейзера, долгое время державшегося в тени. Теперь в парламенте Снедден попал в заднескамеечники. Фрейзер держится с каждым днем все увереннее. Уитлему справиться с ним в дискуссиях пока нетрудно, но знатоки дебатов уже видят, что скоро борьба пойдет на равных.

...Вспомнилась первая встреча с Фрейзером в Сиднее вскоре после его избрания лидером оппозиции в Уинфильд-тауэр, где вместе с правительственными оффисами размещалась штаб-квартира оппозиции.

Пресса много писала в те дни о знатном происхождении Фрейзера, его богатстве, связях. Уже одна фраза в его биографии - "многолетний член Мельбурнского клуба" говорила о многом, ибо это клуб, в который непременно входят истинные хозяева Австралии, элита финансового капитала. В прежних правительствах либералов и аграриев он занимал посты министра образования и министра обороны, как раз в ту пору, когда Австралия вместе с США участвовала в агрессии против народов Индокитая, прославился как "ястреб".

Вопреки ожиданиям, встретился я не с патрицием, а с предельно деловым человеком. В нем больше всего поражали не высокородные манеры, а та функциональность, которая характеризует человека, абсолютно убежденного в правоте своего дела, в необходимости делать это дело именно так, как это считает он нужным. Фрейзер не просто воспринял все консервативные и антикоммунистические идеи, которыми жил блок либеральной и аграрной партий все 23 года, что стоял у власти, он с ними вырос и как человек и как политический деятель.

И все же по сравнению с тем периодом, когда он выступал одним из самых активных поборников грязной войны, прошло много времени. Поток событий и новых веяний в международной политике не миновал и либеральную партию. Уже при Макмагоне, последнем премьере либералов, начался частичный вывод австралийских войск из Индокитая, были предприняты первые шаги к улучшению отношений с СССР и другими социалистическими странами. Идеи разрядки, хоть и были восприняты враждебно лидерами либералов, не были ими публично отвергнуты уже потому, что Соединенные Штаты включились в этот процесс. Фрейзер тоже не отрицал, что идея разрядки полезна. Он просто "не верил", что для СССР это не "ловкий ход", с помощью которого он хочет "расширить свои сферы влияния", а искренняя, долгосрочная политика.

Дух Мензиса незримо присутствовал в холодном, выстуженном кондиционерами оффисе в Уэйкфильд-тауэр. Казалось, что он так и просидел здесь все эти последние годы, охраняя, будто призрак скупого рыцаря древние сундуки с золотом, те антикоммунистические и антисоветские идеи, от которых не мог целиком отказаться Фрейзер. Впоследствии, став премьером, Фрейзер особенно в первый год отдал дань антикоммунистической пропаганде. И тем не менее не отступил от тех принципов, на которых, как он говорил мне в интервью, собирался строить отношения с СССР, принципов, довольно близких к идее мирного сосуществования. Торговля с СССР развивалась, продолжался культурный и научный обмен.

В том интервью Фрейзер в ответ на мой вопрос о возможности досрочных выборов сказал, что избранное народом правительство должно иметь шанс править страной положенный ему трехгодичный срок. И я как-то не обратил внимания на последовавшее за этим заявлением дополнение: "...Если не возникнут чрезвычайные обстоятельства". О том, что это означало, стало ясно меньше двух месяцев спустя.

"Дело о займах"

...Дебаты в парламенте шли как бы по инерции. О самом бюджете не было споров. Видимо, и либералы уже отказались от идеи доказать, что бюджет "плохой". Речь шла теперь об очередном "деле" по обвинению лейбористов в злоупотреблении властью. Оппозиция плодила эти "дела" как грибы в поисках тех самых "чрезвычайных обстоятельств", о которых говорил мне Фрейзер.

Примерно в феврале 1975 года из сообщений прессы стало известно, что правительство Уитлема предпринимает попытки получить за границей крупный займ. Как выяснилось впоследствии, речь шла о займе в четыре миллиарда долларов сроком на 20 лет. Найти его было поручено министерству природных ресурсов и энергетики. Займ этот, как сообщили представители правительства в мае в ответ на запрос в парламенте, предназначалось использовать для усиления контроля со стороны государственного сектора над природными ресурсами страны, а также для финансирования ряда новых предприятий горнодобывающей промышленности.

Бывший министр природных ресурсов и энергетики Рекс Коннор говорил в связи с этим: "С тем чтобы обеспечить австралийскому народу возможность владеть природными ресурсами нашей страны, нужны огромные суммы денег..." Если учесть, что 81,6 процента добычи нефти и минерального сырья в Австралии контролируется иностранными монополиями, что только американские капиталовложения в стране составляют около четырёх миллиардов долларов, слова Коннора станут более понятными: лейбористы открыто говорили, что за океан уплывают из Австралии миллиарды в виде доходов иностранных фирм, орудующих на пятом континенте, и какой ущерб наносит это экономике страны. В 1971 -1972 годах, например, доходы многонациональных корпораций, занятых в горнодобывающей промышленности Австралии, составили 2072 миллиона австралийских долларов. Из них правительство получило всего 268 миллионов долларов, а выплатило компаниям в виде субсидий и налоговых скидок 341 миллион долларов. И это только за один год! Для реализации на практике лозунга "Выкупим Австралию у иностранцев", с которым лейбористы пришли к власти, действительно нужны были миллиарды долларов. У государственного сектора этих денег не было. Оппозиция несколько раз проваливала в сенате правительственный законопроект о выделении средств на расширение государственной корпорации развития промышленности, которая могла бы стать основным инструментом борьбы с иностранным засильем в экономике Австралии.

Была и еще одна сложность в поисках займа - его невозможно было бы получить в тех странах, например, в США или в Англии, которые не заинтересованы в укреплении австралийского государственного сектора и в усилении его контроля над природными ресурсами страны. Не случайно лейбористы изыскивали возможности получения займа в петро-долларах у нефтепроизводящих арабских стран. И только закономерно, что оппозиция, тесно связанная с многонациональными корпорациями, с финансистами США и Англии, сделала все возможное, чтобы сорвать эти планы лейбористов.

В мае и в июне 1975 года австралийские газеты опубликовали серию противоречивых статей, посвященных "делу о займах". В них цитировались секретные документы правительственных ведомств и их письма к фирмам-посредникам, касающиеся займов. Для дискредитации лейбористов денег не жалели - мельбурнская газета "Эйдж" отвалила 13 200 долларов за получение оригиналов документов, связанных с "делом о займах". И, несмотря на то, что часть документов оказалась фальшивкой, а другая носила чисто предварительный характер, "Эйдж" не только опубликовала их, но и продала право на одновременную публикацию практически всем крупным газетам страны. В результате поднявшегося скандала доктор Кэйрнс был смещен с поста министра финансов, а 2 июля выведен из состава правительства. Одновременно Уитлем провел перераспределение портфелей в своем кабинете. Многие газеты подчеркивали, что Кэйрнс был принесен правительством "в жертву оппозиции". Но этой жертвой она не удовлетворилась. Кампания вокруг "дела о займах" продолжалась, хотя самого по себе дела практически не было. Как писал еженедельник "Нэшнл таймс", "наиболее экстраординарным в экстраординарном деле о займах является то, что, несмотря на потерю репутации одного из министров (Кэйрнса), несмотря на то, что правительство оказалось на грани пропасти, ни одного цента из этих займов не было получено и ни одного цента комиссионных не было выплачено".

"Дело о займах", искусственно возрожденное оппозицией в те дни, когда обсуждался в парламенте вопрос о государственном бюджете на 1975/76 финансовый год, стоило потери репутации еще одному министру из кабинета Уитлема - Р. Коннору. Он также вынужден был подать в отставку.

Попытки оппозиции доказать, что Уитлем знал об ошибках, допущенных Коннором в "деле о займах", и прямо участвовал в переговорах с теми фирмами, которые обещали добыть займы для Австралии, провалились.

...Дебаты казались бесконечными. Взаимные обвинения. Заявления. Пресс-конференции, где переливалось все то же из пустого в порожнее. Парламентский кризис затягивался. Рано утром 11 ноября с полным багажником парламентской литературы я должен был уехать обратно в Сидней и дожидаться окончания кризиса уже там: истекал срок, указанный мной австралийскому МИДу, - на каждую поездку за пределы 25-мильной зоны Сиднея надо получать специальное разрешение. А в бланке разрешения как раз и был указан срок 11 ноября.

Знатоки австралийской политики уверяли меня, что Фрейзер вот-вот согласится принять бюджет и на частичные перевыборы сената не пойдет. Генерал-губернатор Австралии сэр Джон Керр известен как друг Уитлема - лейбористы назначили его на этот пост, - и в кризисе он Уитлема всячески поддерживает. Генерал-губернатор по конституции вправе разрешить кризис путем роспуска обеих палат и назначения досрочных выборов, но по просьбе правительства, а Керр на это никогда не решится. Так что ставка Фрейзера бита.

Знатоки просчитались. Уже подъезжая к Сиднею, я услышал по радио, что генерал-губернатор сместил Уитлема с поста премьер-министра и назначил Фрейзера исполняющим обязанности премьера.

Тот день 11 ноября совпал в Австралии, по горькой иронии судьбы, с днем поминовения. Церковный благовест встретил меня на въезде в Сидней - шли молебны в честь павших во славу британской короны австралийцев на полях сражений первой мировой войны. Для многих эти колокола прозвучали похоронным звоном по австралийской демократии.

Именем королевы

Финальный этап австралийской трагедии развивался с драматической быстротой и столь же драматической закулисностью, которые свойственны дворцовым переворотам.

Решение сената о блокировании бюджета и вновь раздутое "дело о займах" вопреки ожиданиям оппозиции не вызвали поддержки избирателей. Акции лейбористов, сильно упавшие в результате экономических неурядиц, быстро пошли вверх. Уитлем заявил, что не поддастся на шантаж оппозиции. Когда все возможности разрешения кризиса были исчерпаны, он предложил генерал-губернатору по телефону провести частичные перевыборы сената. Это было утром 11 ноября. После звонка генерал-губернатору Уитлем едет в парламент, чтобы получить официальное одобрение руководства партии на такие перевыборы. В час дня Уитлему назначена аудиенция у сэра Джона. Уитлем не знает, что Фрейзер находится в соседней комнате в тот момент, когда Керр зачитывает ему свой приговор, - отставка. Ровно через пятнадцать минут после ухода Уитлема, который не подозревал, что отставка его предрешена, Фрейзера приводят к присяге как нового премьера страны. Сенат тут же автоматически утверждает не раз отвергнутый бюджет. Палата представителей выносит Фрейзеру вотум недоверия. Уитлем требует, чтобы Керр сместил Фрейзера и вернул власть лейбористам. На пресс-галерее парламента обсуждается новый "сценарий" - Фрейзер теперь должен уйти в отставку. Уитлему Керр поручит сформировать кабинет. Ведь кризис преодолен, сенат пропустил бюджет, и оснований увольнять Уитлема у Керра уже нет. Как ловко, а? Ведь не случайно Керр был назначен вице-королем по рекомендации Уитлема! "Сценарий" не срабатывает. Спикер палаты отправляется к генерал-губернатору сообщить ему о вотуме недоверия Фрейзеру. Аудиенция спикеру назначена на 4 часа 45 минут. В тот момент, когда спикер входит к Керру, личный секретарь генерал-губернатора уже стоит на ступеньках парламента и зачитывает именем королевы указ о роспуске парламента и досрочных выборах.

В Лондоне в Букингемском дворце королева Англии Елизавета II в это время мирно спала. Ее секретарь принял сообщение об отставке Уитлема и роспуске парламента и будить королеву не стал.

Через 75 лет после того, как Австралия перестала быть колонией и ссыльным поселением для английских каторжников, став государством в составе Содружества наций, австралийцы, всегда гордившиеся своей независимостью и демократическими традициями, вдруг воочию убедились в том, что генерал-губернатор отнюдь не номинальная фигура и не реликвия прошлого, а самый настоящий вице-король, которому принадлежит последнее слово во всем том, что касается и законодательной и исполнительной власти. "Это что же значит,- возмущенно говорили австралийцы в тот день репортерам телевидения, - мы все еще колония? А как же мой голос? Я голосовал за лейбористов! С ним, значит, не посчитались? А как же парламентская демократия?."

Иллюзорность буржуазной парламентской демократии, особенно в ее конституционно-монархическом варианте, никогда не вызывала сомнений у марксистов. Для обывателя же ее миражи - замки веры. Он млел от соприкосновения, пусть даже чисто визуального, с монархическими атрибутами - желто-лиловый штандарт члена королевской фамилии, "Боже, храни...", корона на лимузине вместо номерного знака...

Для обывателей, более просвещенных, антикварность этих атрибутов, хоть и не увязалась с современностью, импонировала их с детства усвоенному преклонению перед "рожденными править", и они, даже рассуждая о демократии, естественно, буржуазной, с почтительным придыханием произносили титулы времен короля Артура - "ваше величество, высочество, превосходительство".

Не случайно именно в расчете на это преклонение перед высокородством конструкторы вестминстерской демократии в ее австралийском варианте заложили как взрыватель, срабатывающий даже в насквозь проржавевшей мине, право вице-короля на последнее слово, на прямое вмешательство в парламентский процесс ради защиты интересов "рожденных править". 75 лет ни один из генерал-губернаторов Австралии этого слова не произносил. Почему же позволил себе это Джон Керр?

Почему он пошел на то, что Уитлем назвал "бескровным переворотом", не посчитавшись, как писали в своем письме к королеве 60 видных юристов страны, с конституцией Австралии и с мнением избранного большинством голосов лейбористского правительства?

Джон Керр был небезызвестной фигурой в политической жизни Австралии. Несмотря на свое весьма скромное происхождение - он родился в семье котловщи-ка, - Керр поднялся до самых вершин того, что именуют австралийским истэблишментом. Его недолгое пребывание в рядах левых лейбористов сменилось переходом на позиции резко правого крыла. Затем он был судьей промышленного суда в Австралии и в 1969 году, вызвав бурю протеста, присудил руководителя профсоюза работников трамваев Кларри О'Шеа к тюремному заключению за забастовку. Иллюзии руководства лейбористов по поводу того, что сэр Джон против "своих" не пойдет, были столь же наивными, как иллюзии по поводу отколовшейся от лейбористов "демократической лейбористской партии" (ДЛП) - ее лидеры стали одним из ударных отрядов антикоммунизма в Австралии, еще более правым, чем либералы и аграрии.

Фрейзер и члены его "теневого" кабинета не раз вели переговоры с Керром в период кризиса. Официально ничего о сути этих переговоров известно не было. М. Фрейзер заявил на своей первой же пресс-конференции в качестве и. о. премьер-министра, что о своем назначении на должность премьера узнал лишь после того, как Керр объявил Уитлему отставку.

Так ли это?

Вот что писал по этому поводу еженедельник "Нэшнл ревью":

"Вот те факты, которые мы знаем.

Мы знаем, что либералы неожиданно за неделю до решения Керра зарезервировали время на свою телерекламу стоимостью в миллион долларов на ближайшие четыре недели (это совпало со сроками предвыборной кампании. - Авт.).

Мы знаем, что, когда Уитлем поехал к Керру объявить ему о решении провести перевыборы половины сената, Малькольм Фрейзер был в резиденции на десять минут раньше его, и шоферу Фрейзера было приказано скрыть машину лидера за углом (кстати, после этих событий шофер заявил, чтобы его больше не назначали обслуживать Фрейзера. - Авт.). В результате Уитлем не знал, что Фрейзер присутствует в резиденции.

Мы знаем также, что, когда утром Уитлем объявил в парламенте о том, что будут выборы части сената, Фрейзер отказался это комментировать и успокоил своих коллег, сказав им, что все прояснится к середине дня. Мы знаем также, что примерно за три недели некоторые члены оппозиции уже предсказывали, что Керр уволит Уитлема, вопреки, как казалось тогда, более трезвым предсказаниям политических обозревателей и большинства юристов.

Мы знаем, наконец, что жена Керра по крайней мере двоим людям сообщила в субботу о том, что Керр уволит Уитлема во вторник.

Это не спекулятивные измышления - это факты".

Конечно, попытки прессы свести все пружины заговора к обычному дворцовому перевороту, хоть и прозвучали тогда в Австралии сенсацией, подлинных пружин заговора не объяснили. О том, как и почему ненавидели Уитлема в оффисах межнациональных корпораций и банков, как там помогали оппозиции, известно.

Несомненно, и за океаном, и лоббисты иностранных монополий в самой Австралии боялись, что предложенные Уитлемом перевыборы могут дать лейбористам временное большинство в сенате. Тогда они смогут пропустить через сенат те двадцать с лишним законопроектов, положенных оппозицией под сукно, которые всерьез задевали интересы и иностранных монополий, действующих в Австралии, и ряда национальных корпораций и крупных фермеров.

В тот день, когда я вернулся в Сидней из Канберры, все еще не зная, как оценить сообщение, услышанное по радио в машине, у лифта налетел на меня сосед - биржевой маклер. В руках у него был картонный ящик с шампанским и виски. "Что, день рождения?" - спросил я вежливости ради. "Да что вы, куда лучше! Разве вы не слышали? Наконец-то этих социалистов вышвырнули! Вы не представляете, что делалось сегодня на бирже. Акции "БХП" подскочили на восемь пунктов! А "Эссо"?! А "Квинсленд ураниум"?! Вы не представляете себе! И это всего за сорок минут до закрытия биржи. Мне просто повезло, что я заглянул, просто повезло!"

До него наконец дошло, что всю его радость я не могу перевести в цифры, разве что приблизительно. Он, конечно, пожалел, что, одурев от счастья, излил душу перед коммунистом. Радость его сменилась вежливо-холодным выражением, с которым он обычно раскланивался с нами в подъезде. Подошел лифт. Звякнули бутылки в картонке.

Войдя в корпункт, я сразу же включил телевизор. Там уже мелькали кадры кинохроники. Биржевой ажиотаж был в самом разгаре. Мелькнуло знакомое лицо соседа, с которым я только что простился. Он что-то выкрикивал, показывая на пальцах свои "ставки", подпрыгивал, будто хотел еще, еще повысить все растущий цифровой столбик курса акций.

Биржевая лихорадка, которая вспыхнула на биржах Сиднея, Мельбурна, Нью-Йорка и Лондона в тот самый день, когда стало известно о падении правительства Уитлема, лучше всяких слов говорила о том, на чьей стороне симпатии большого бизнеса. По данным журнала "Тайм", только к концу дня 11 ноября общий курс акций на австралийских биржах поднялся на 760 миллионов долларов. "Такого, - писал "Тайм", - не было со времен бума в горнодобывающей промышленности конца 60-х годов". Сообщения о падении Уитлема в деловых кругах ждали со дня на день. И не случайно малоизвестный орган урановых дельцов США "Нуклеоникс уик" в номере от 6 ноября 1975 года привел слова председателя чикагской урановой компании "Керкланд энд Эллис" Уильяма Джентеса, который заявил за пять дней(?!) до смещения Уитлема: "Если лейбористское правительство будет вышвырнуто в Австралии через пять недель (отметьте точную датировку выборов 13 декабря. - Авт.), мы сможем получить тот уран, который, как мы думали, мы имели"^*.

^* (И они его получили. 25 августа 1977 года, несмотря на протесты общественности, правительство Фрейзера приняло решение добывать и экспортировать уран.)

Слова Джентеса свидетельствовали о том величайшем неудовольствии, которое вызвало в США решение правительства Уитлема поставить под контроль горнодобывающую промышленность Австралии и, в частности, обеспечить 100-процентный контроль над добычей и экспортом австралийского урана. Откуда же было Джентесу известно о предстоящем решении Керра? Как он смог с такой точностью указать дату тогда еще не назначенных выборов?! Очевидно, что урановые дельцы не только знали об этом решении заранее, но и настаивали на нем.

В австралийской прессе вскоре после событий 11 ноября одна за другой печатались статьи о "заговоре Керра". Именно Керра, иногда с участием лидеров оппозиции.

Прессой ненавязчиво и монотонно в головы австралийцев вбивалась одна и та же мысль - только Керр, сам, без всякого нажима со стороны пришел к решению сместить Уитлема. Где-то эти статьи напоминали столь же неубедительную трескотню американских газет о маньяке-одиночке Ли Харви Освальде, убившем президента Кеннеди.

Конечно, так же, как и в случае с убийством Кеннеди, детали покушения на австралийскую демократию разрабатывались не только в особняке генерал-губернатора в Канберрском районе Яралумла. Решение об этом принимали те, кто правит Австралией, завсегдатаи Мельбурнского клуба, "рожденные принимать решения".

Со скрупулезной точностью отрабатывались детали этого "покушения" и на Уолл-стрит, где, по словам радиостанции Эй-Би-Си, "открыто поддерживали действия оппозиции в сенате". Почему, мы уже знаем. Слишком высоки были ставки в глобальной игре за источники нефти, урана, алюминия, газа - за все то, чем завладели в Австралии иностранные корпорации. К услугам монополий всегда готовы были и те, кто защищал их интересы с помощью ракет и авианосцев и с помощью плаща и кинжала.

Эти силы и привели в действие взрыватель в заржавевшей вестминстерской мине. "Рожденные править" решили вернуть к власти тех, кто всегда служил им верой и правдой.