Охотники за сенсациями

Маленькая улочка Холт-стрит, расположенная неподалеку от сиднейского Сити, всегда забита машинами. Даже малолитражке некуда приткнуться на парковку между грузовиками, доставляющими газеты во все концы города, и гигантскими трейлерами, набитыми рулонами бумаги - пищей ненасытных, днем и ночью работающих ротационных машин. Между Киппакс-стрит и Холт-стрит огромным блоком легло здание "Ньюс лимитед", международной газетной империи Руперта Мердока, твердо обосновавшейся в Австралии, ставшей не только повелительницей миллионов умов, но и мощным рычагом влияния на политику и экономику пятого континента.

Здесь выходят единственная в Австралии общенациональная газета "Острэлиен", "Дейли телеграф" и "Дейли миррор". Отсюда идут материалы для "Ньюс" и "Санди мейл" в Аделаиде, для "Норзерн территори ньюс" в Дарвин, для "Санди труз" в Брисбен, "Санди таймс", издающейся в столице штата Западная Австралия Перте. И наконец, во всех штатах выходит "Труз" - бульварная газетенка, полная скабрезных историй и реклам "массажных мастерских", как стыдливо именуют формально запрещенные законом бордели.

Холт-стрит редко меняет ритм своей жизни. Лишь однажды, в октябре 1975 года, когда по всей стране шли митинги в поддержку лейбористов, досрочно отстраненных от власти генерал-губернатором, грузовики с газетами не смогли покинуть двора издательства. Сотни студентов блокировали окружившие издательство улочки и типографские ворота. Горели только что отпечатанные номера вечерней "Дейли миррор". Студенты скандировали: "Прекратите травлю лейбористов!", "Мердок, руки прочь от Уитлема!"

Студентов разогнали. Мердоковские газеты выступили со статьями, призывающими "защитить свободу печати" от студенческого "вандализма".

Почем свобода

Если уж говорить о "свободе" печати, то необходимо привести хотя бы несколько цифр.

В одном из номеров профсоюзного сиднейского журнала "Модерн юнионист" за 1975 год была напечатана статья "Власть монополий в средствах массовой информации". Вот что там говорилось: "Совсем недавно - 50 лет назад - в Австралии было 26 ежедневных, издававшихся в столицах штатов, газет, которые принадлежали 21 независимому издателю. Теперь основные ежедневные и еженедельные газеты метрополии находятся под контролем четырех могущественных деловых группировок и все средства массовой информации, включая основную прессу, радио и телевидение, контролируются теми же самыми группами богачей.

Это Уарвик Фейрфакс, Филип Джоунс, Руперт Мер-док и Керри Пэкер. Судите сами, какова же свобода печати в Австралии".

"Модерн юнионист" приводит краткий перечень изданий, контролируемых большой четверкой. Вот он:

Группа "Джон Фейрфакс лимитед" издает газеты "Сидней морнинг геральд", "Острэлиен файненшнл ревью" и еженедельники "Сан-геральд", "Нэшнл таймс", "Уименс дей", "Пикс" и т. д.

Контролирует также телевизионные станции в Сиднее, Брисбене, Канберре, Ричмонд-Твиде, Иллаваре, Ньюкасле и других городах. Контрольный пакет акций принадлежит Фейрфаксу и группе "Дэвид Сайм энд компани", издающей мельбурнскую газету "Эйдж", одну из наиболее влиятельных в Австралии.

Группа "Мельбурн геральд энд Уикли тайме", основанная Ф. Джоунсом, непохожа на семейный концерн Фэйрфакса, но столь же твердо защищает австралийский истэблишмент. В "Геральд энд Уикли" вложены капиталы таких монополий, как "Концинк рио тинто", "Данлоп Раббер", "Майерс эмпориум" и крупнейшего австралийского монополистического объединения "Броукен-Хилл Пропрайэтри". Эта группа контролирует ряд газет в Мельбурне, Перте, Хобарте, а также в провинциальных городах. Ей принадлежит 50 процентов тиража всех ежедневных австралийских газет.

Группа Мердока "Ньюс лимитид" владеет пятью газетами, выходящими в столицах штатов, в том числе общенациональной газетой "Острэлиен", восемью еженедельниками, 14 провинциальными газетами, 30 районными, шестью журналами, двумя телестанциями, и это только в Австралии. Не считая ежедневных газет и еженедельников в Англии и США.

Группа Пэкера контролирует еженедельник "Баллетин", журналы для женщин "Острэлиен уименс уикли", "Клео" и телестанцию в Сиднее и Мельбурне, шесть радиостанций, девять провинциальных газет.

Фирмы типа "Квинсленд ньюспейперс", "Эдвертайзер ньюспейперс", издающие ряд провинциальных газет, не идут ни в какое сравнение по своему влиянию с этими четырьмя китами, на которых держится вся система средств массовой информации в Австралии.

За последние годы на австралийскую прессу "мердоковщина" наложила свою заметную печать. Рост тиражей изданий "Ньюс лимитид" заставляет другие газеты подлаживаться под конкурентоспособный стандарт. В чем он? Где секрет успеха Мердока?

...Поначалу, когда почтальон бросал прямо из лифта под дверь корпункта "Правды" связку газет и дверь гудела, я сразу же выбегал на лестничную площадку. Хотелось побыстрее просмотреть новости дня. Однако довольно скоро эта реакция у меня исчезла. Дело в том, что новостей в нашем понимании на страницах местных газет нет. Может быть, это потому, что уж очень далека Австралия от мировых центров? Большая благоустроенная деревня? Провинция мирового капитализма? Самодовольные кулики в собственном благополучном болоте? Страна "вверх ногами", где все не так, как у людей в нормальной, понятной, устоявшейся Европе с ее тысячелетними традициями, культурой, этикой, этикетом, эталонами?.. Нет, пожалуй, не то.

Мердоковская бульварщина в Европе и даже в США, воспринимаемая как дурной тон, в Австралии, увы, норма. Мердок сам отсюда.

"Акула в сиднейской гавани! Челюсти наводят ужас! Страшная история о противоборстве любителя серфинга с акулой-людоедкой!" - истошно орет первая полоса вечерней "Дейли миррор". История о противоборстве куцая. Акула оттяпала кусок доски из пенопласта, на которой болтался на волнах мальчишка - любитель серфинга. И ушла куда-то в глубину. Мальчишка истошно завопил. Подошел катер береговой спасательной службы. Вытащили пацана вместе с обкусанной доской. Крупным планом на развороте второй и третьей полосы - следы акульих челюстей на пенопласте. Перекошенное лицо мальчишки. Интервью с гордым спасателем. Пересказ действительно страшных историй, имевших место два-три месяца назад. Рассуждения эксперта о том, почему акулы нападают на людей именно в это время года. Вот и вся гвоздевая новость. Ее нет, но ее сделали. Без сенсации газета выходить не должна. Первая полоса должна орать, иначе газету не купят. Ведь подписки здесь как таковой практически нет.

Акула-людоедка - это, конечно, сенсация десятого порядка. Чаще в герои первых полос попадают убийцы-маньяки, растлители малолетних, грабители, проститутки, наркоманы и проворовавшиеся политиканы. Первая полоса должна попахивать не только типографской краской. От нее разит скандалом, сексом, уголовным кодексом, патологией, грязным бельишком.

Австралиец морщится, глядя на этих героев, но газету берет. И чаще всего именно мердоковскую "Дейли миррор", которую ее владельцы превратили, по словам журнала "Тайм", в "каталог преступлений и рецептов изготовления пирога с сыром", или схожую с ней, но не выдерживающую с Мердоком конкуренции "Сан". Ведь, помимо дешевых сенсаций, рекламы и ужасов для домашнего чтения, там печатаются таблицы лотерей, результаты скачек, бегов, отлично освещаются все спортивные новости. В ней можно прочесть советы, на что поставить, на чем сэкономить, как приготовить пищу из самых дешевых продуктов. И мало ли что еще туда втиснут - гороскоп, советы огороднику, любителю собак и кошек, филателисту, автомобилисту, советы врача, священника, учителя...

Какое-то время меня мучил этот вопрос - а почему же все-таки в бульварных мердоковских газетах нет новостей? В чем здесь дело? Почему даже политика преподносится в разжеванном мердоковскими челюстями виде - сложнейшие проблемы сводятся к убогой черно-белой схеме, умещающейся в сто строк, максимум с заголовком, в котором как раз и заключен тот вывод, что читатель должен сделать по прочтении "политического комментария"? Расчет на дурака? На дремучего обывателя? На не умеющего толком читать по-австралийски "нового австралийца" из эмигрантов? Если бы!

Расчет не так-то прост. Миллионные тиражи мердоковских бульварных газет заставляют задумываться о другом: "грязный копун"^*, как обозвал Мердока лондонский сатирический журнал "Прайват ай", действительно выкопал ту идею-самородок, что и позволила ему разбогатеть. Идея же была, очевидно, такова: уставшему от информационного взрыва^** читателю, который просто отказывается воспринимать информацию, блокирует чисто подсознательно ее рецепторы в мозгу, необходимо вовремя подсунуть удобное чтиво.

^* ("Копунами" называли в пятидесятых годах прошлого века рабочих австралийских золотых приисков. Впоследствии эта кличка перешла на австралийских солдат времен первой и второй мировых войн. Иногда это же слово употребляют в жаргонных оборотах как обозначение австралийцев вообще.)

^** (В мире сейчас насчитывается 22 тысячи радиостанций, 800 миллионов радиоприемников, 300 миллионов телевизоров, выходят десятки тысяч газет и журналов, миллионы книг. Только 8 тысяч крупнейших ежедневных газет выходят разовым тиражом в 400 миллионов экземпляров.)

Идея превратить газету в ежедневный детектив с продолжениями, сведя в ней политическую информацию до уровня воскресных сборников комиксов, а новости о культурных событиях - до перечня сплетен и анекдотов о "звездах", оставить только спорт для переживаний - это и был "самородок" Мердока. По данным того же журнала "Тайм", весит этот "самородок" немало: "вся контролируемая семейством Мердока собственность оценивается в более чем 100 миллионов долларов".

Естественно, что империя Мердока - иначе ее не назовешь - позволяет ее сюзерену оказывать колоссальнейшее влияние на умы, скармливать обывателю вместе с ежедневными сенсациями и описаниями сексуальных похождений суперзвезд именно те политические идеи, в которых заинтересован большой бизнес. И, как мы увидим дальше, "вкладывание" этих идей осуществляется тем успешнее, чем "новость" направленнее, препарированнее. С точки зрения чисто журналистской, это уже не новость, не информация, а комментарий, который вложен не только в каждую строчку, но и в заголовок, и в лид, и в "компот", и в сопровождающий все это снимок.

Новостей, очевидно, нет еще и потому, что их можно послушать и по радио по пути в машине на работу или с работы домой. За пять минут диктор быстренько управится со всеми внутриавстралийскими и заморскими событиями. Еще один конкурент - телевидение. Газета ни с радио, ни с телевидением по части новостей конкурировать не может. А массовый читатель по причинам вышеназванным до комментариев не охоч.

Читатель поинтеллигентнее возьмет мердоковский "Острэлиен" или "Сидней морнинг геральд". Популярна и мельбурнская "Эйдж", а у любителей политики - "Канберра таймс". Интеллигенция читает "Нэшнл таймс" - воскресный еженедельник весьма высокой журналистской культуры, в меру правый, в меру либеральный, в меру снобистский. Интеллигенты из леваков подписываются на "Нэшнл ревью", где не гнушаются заборных выражений даже в весьма серьезных политических обзорах и литературных ревью.

И тем не менее даже "приличные" издания не постесняются мердоковщины, как только в воздухе запахнет крупной сенсацией, "делом", общенациональной аферой, скандалом государственного масштаба.

Попытки как-то изменить состояние дел в австралийской печати, дать читателю действительно объективные новости, а не препарированную жвачку а-ля Мердок, неизменно терпят неудачу. Достаточно сказать, что лейбористская партия не раз проваливалась со своими попытками начать издавать общенациональную газету. Даже во время выборов 1975 года лейбористы сумели выпустить только несколько номеров своей газеты "Ситизен". "Большая четверка" моментально реагирует на любые попытки "чужаков" прорваться в ее заповедный бизнес. Теперь, по словам "Модерн юнионист", для того чтобы только начать издавать крупную газету, необходимо иметь не менее 10 миллионов долларов. "Но даже, - пишет дальше журнал, - если у вас будет капитал вдвое больший, большая четверка тут же прижмет вас к стенке".

Творцы президентов

Часто в Австралии приходилось слышать от журналистов: "Большая четверка" просто владеет газетами, но в редакционную политику не вмешивается. Мы работаем свободно, пишем о чем хотим и как хотим".

Так ли? На это прямо ответил не кто иной, как сам Мердок: "Конечно, я вмешиваюсь!" Ныне покойный главный редактор газеты "Эйдж" Перкин, выступая перед австралийскими журналистами в Мельбурне, сказал как-то, что если пресса Англии, по мнению английских редакторов, лишь "наполовину свободна, то австралийская свободна лишь на одну четверть".

Да и эта-то "четвертушка" или "осьмушка" свободы иллюзорна предельно. Один знакомый мне журналист из газеты "Эйдж", открыто поддерживавший социальные реформы правительства Уитлема в своих экономических статьях, незадолго до внеочередных выборов, объявленных Керром, замолчал. Неделями не печатал ни строчки. Мы встретились как-то в журналистском клубе в Канберре, и я спросил: "Что случилось? Совсем ты замолк. Почему?"

"Я бы употребил страдательный залог, - ответил он, грустно улыбнувшись. - Замолчали меня. Владельцы газет дали указание прекратить публикацию статей в поддержку лейбористов. Сейчас они ставят на Фрейзера..."

Этот разговор состоялся осенью 1975 года. Прошло всего три года с тех пор, как в тех же газетах, которые в 1975-м поливали грязью лейбористов, печатались панегирики Уитлему и его команде. Наиболее активной кампанией в их поддержку прославился в 1972 году все тот же Руперт Мердок...

"Это были первые парламентские выборы в Австралии, в которых Мердок продемонстрировал весь свой пыл политического агитатора, - писал "Нэшнл ревью". - Он ринулся в этот бой, размахивая кулаками и брыкаясь. Даже бульварная мельбурнская "Труз" публиковала в те дни на первых полосах политические репортажи и передовые в поддержку лейбористов".

Почему мультимиллионер Мердок неожиданно воспылал любовью к социал-демократам Австралии, неясно до сих пор. Известно только, что Уитлем и Мердок заключили в 1972 году свой союз на сверхсекретном совещании, на прогулочной яхте, курсировавшей два часа подряд по заливам и бухточкам сиднейской гавани вдали от вездесущих репортеров и микрофонов "заинтересованных лиц". Известно, что Мердок детально обсуждал с Уитлемом предвыборный манифест лейбористской партии и внес в него свои поправки. Прежде всего, как писали газеты, он дал ясно понять Уитлему, что гораздо более заинтересован в том, чтобы лейбористы не наступали на пятки большому бизнесу в своей экономической политике, а не в их социальных реформах. Одна из планировавшихся Уитлемом реформ, а именно программа строительства дешевых жилых домов для малообеспеченных семей, была, образно говоря, утоплена Мердоком в ходе этого совещания на дне сиднейской гавани. Игра Мердока, поставившего в предвыборном стипльчезе 1972 года на столь популярного и обаятельного лидера, как Уитлем, объяснялась, конечно, не его пристрастием к лейбористским лозунгам и псевдосоциалистической фразеологии, а трезвым расчетом растущего австралийского капитализма, национальных монополий пятого континента, которые с помощью нового Кабинета надеялись потеснить иностранный капитал, захвативший при активной поддержке консервативной коалиции ключевые позиции в экономике страны. Таким образом, ключ к секретам, обсуждавшимся на борту яхты Мердока, следует, очевидно, искать именно в этом - в стремлении националистической буржуазии к реальной власти в экономике Австралии.

Обжегшись на "лейбористском эксперименте", и Мердок и другие "страстные защитники системы частного предпринимательства" столь же активно начали выступать против Уитлема и его партии, как в свое время за них. "Я встану на уши, чтобы его выкинуть, так же, как встал на уши, чтобы его сделать премьером" - эти слова об Уитлеме приписывают Мердоку. В средствах Мердок и К° не стеснялись.

"Дело Мороси"

Лейбористов обвиняли в бездумной растрате государственных фондов (досталось в первую очередь инициаторам программ социального страхования, создания рабочих мест и, конечно, системе "Медибэнк"), в росте инфляции и дороговизны, в неумении управлять страной, в забвении традиций и даже в "потакании коммунистам". Больше всех в этой кампании доставалось заместителю Уитлема Джиму Кэйрнсу. До поры до времени для "охотников за сенсациями" Кэйрнс особого интереса не представлял - в личной жизни он был идеальным мужем и отцом. Он не пил, не играл в азартные игры и, будучи по природе человеком скромным и стеснительным, никогда успеха в женском обществе не имел.

Бульварная пресса обходила его молчанием. Но вот в феврале 1975 года, когда все газеты будто по мановению чьей-то дирижерской палочки начали разнузданную антилейбористскую кампанию, неожиданно всплыло "дело Мороси". Джуни Мороси, женщину необыкновенной красоты, сохранившую облик 20-летней девушки в свои сорок лет, Джим Кэйрнс незадолго до этого пригласил к себе на работу секретарем. Будь на ее месте кто-либо другой, вряд ли это назначение вызвало бы хоть какое-то упоминание в прессе. Но Джуни была не просто красива, умна и обаятельна. Для бульварной журналистики и для более солидных, но не менее расистских и зараженных "мужским шовинизмом" изданий она олицетворяла собой три непростительных греха: во-первых, была иммигранткой и "цветной" (ее отец филиппинец), во-вторых, женщиной, в-третьих, пробилась из низов в "элиту власти". Солидный оклад, который она получала у Кэйрнса, частые появления в высшем свете, ее поездки за границу подавались в прессе с неизменным контекстом - всего этого Мороси добилась, ну вы сами понимаете почему.

Можно ей было сколько угодно оправдываться (и она это делала), ссылаясь на то, что работа у Кэйрнса была не первой для нее в Канберре. Она работала и представителем авиакомпании, и секретарем у одного из сенаторов, и в министерстве по делам иммиграции, и всюду проявляла себя как в высшей степени компетентный работник. Ничего не помогло. Пресса вышла на то, что именуется "дабл килл", в переводе это примерно "убить одним выстрелом двух зайцев". Мороси мстили за все ее смертные, по австралийским понятиям, "грехи", а Кэйрнса били, расписывая его "связь" с Мороси, за его прегрешения против большого бизнеса и за "левачество". Наибольшим маразмом во всей этой кампании было, пожалуй, то, что и Мороси и Кэйрнс оказались совершенно беззащитными перед буквально озверевшим репортерским воинством, вынуждены были публично оправдываться, клясться и божиться, что между ним - 62-летним человеком и ею - матерью троих детей, не было интимной связи, а была дружба, в том числе и дружба домами.

"Дело Мороси" раздули настолько, что оно обсуждалось в парламенте. Кэйрнс как честный человек отказался уволить ее с поста секретаря только потому, что "кто-то что-то сказал". А со скамей оппозиции и со страниц печати орали: "Дыма без огня не бывает". А дым был едкий, с запахом отвратительным, от него было тяжело дышать. И Джуни Мороси вновь и вновь приходилось выступать с интервью, опровержениями, и, наконец, она решилась на теле-пресс-конференцию, где встретилась со своими инквизиторами лицом к лицу. Джуни держалась молодцом, пока ей не задали вопрос в упор: "Скажите, имели ли вы половое сношение с доктором Кэйрнсом или нет?" (Это же надо было отринуть в себе просто элементарную чистоплотность, чтобы спросить вот так, при всех, как в лицо плюнуть!), и она не выдержала, слезы брызнули из глаз и сказала: "Нет! Нет! Нет!" Только после этого над ней вроде бы сжалились, перестали досаждать так, как прежде. На очереди были новые "дела", раздутые прессой Мердока, Фэйрфакса и К0.

За "делом Мороси" следовало "дело Кемлани", потом "дело Коннора" - и так вплоть до того самого дня, когда генерал-губернатор Австралии Керр без особых церемоний взял и сместил "именем королевы" законно избранное правительство Уитлема, наглядно тем самым продемонстрировав наивным и заблуждающимся людям, чего стоит австралийская демократия.

После того как было избрано наконец новое, консервативное правительство, все "дела", о которых, захлебываясь, писали газеты, шельмуя лейбористов, "позабылись". Остались только горечь да разочарование и у избирателей, не сумевших в силу хитроумной австралийской избирательной системы обеспечить необходимое большинство лейбористам, и у тех честных журналистов из "Ньюс лимитид", которые бастовали против травли лейбористов. Они справедливо окрестили эту кампанию коротким словом "смат", что значит грязь, клевета, навет.

Многие лидеры лейбористов нередко были столь же беззащитны перед наседавшей на них прессой, как Мороси^* и Кэйрнс, и особенно во время предвыборной кампании. Австралийская печать на все лады муссировала предъявленные им обвинения в развале экономики страны. "Памятником трех лет социалистического правления останутся на месте прежде процветавшей страны - неуверенность и рецессия, рекордный уровень инфляции и безработицы, высокие налоги и цены, тысячи разорившихся мелких бизнесменов и фермеров, стоящих на грани катастрофы", - писала "Сидней морнинг геральд" в самый разгар предвыборной кампании.

^* (Только в 1977 году Мороси удалось выиграть процесс, начатый ею против "Дейли миррор" по обвинению в клевете.)

Не отставали от нее и другие газеты.

"В ходе выборов, - писал Дональд Хорн, - четыре из сиднейских газет "Сан", "Острэлиен", "Дейли миррор" и "Дейли телеграф" (три последние Мердока) использовали против лейбористов такие приемы, которые ни одна из газет не рисковала применять на моей долгой памяти. Но я говорю об этом только для того, чтобы заклеймить позором эти четыре газеты, а не для того, чтобы похвалить другие".

"Священная война", "вендетта", объявленные Мердоком и К° лейбористам, конечно же, не могли не сказаться на итогах выборов.