И опять дорога

Проснулся я в пять часов утра от духоты. Фен не работал. Я встал и щелкнул выключателем - не было электричества. Сидеть в душной клетушке не было мочи, я оделся и вышел из "караван-сарая", как я окрестил "Аль-Акхву".

Утро было серым, скучным, солнце не проглядывало сквозь белесое небо, низкое и плотное. Улицы были совершенно пусты. Лишь у некоторых домов и лавок сонные бавабы (сторожа-уборщики) в долгополых, до земли, рубахах-галабеях швабрами или пучками сорговой соломы не спеша подметали асфальт. Но город просыпался и быстро оживал. Появились первые автомашины, тележки, запряженные осликами и нагруженные плетенками с овощами и фруктами, клетками с курицами, ящиками с рыбой. Маленькие грузовички развозили тяжелые ледяные блоки, оставляя за собою широкий след тающей воды. Владельцы грузовичков оставляли блок-другой у очередной лавки, закрытой еще ставнем рифленого железа, и продолжали развозить свой товар дальше.

- Теперь дорога будет хорошая, - сказал Али, когда мы выехали около полудня из Ходейды. - Ее построили советские специалисты...

Дорога действительно была прекрасная - прямая, широкая. Но работа над нею продолжалась, она кое-где расширялась, подновлялось покрытие от Ходейды - через житницу Северного Йемена долину Тихаму - до гор, где начинался путь во второй главный город страны - Таиз.

Только проехав по Тихаме, можно по-настоящему понять и прочувствовать, почему с древних времен Йемен назывался "Арабиа Феликс" - "Счастливая Аравия". Едешь по абсолютно ровной долине и видишь деревни, поля, каналы и вади, речушки и колодцы. Лишь изредка попадаются песчаные барханы, но и они закреплены лесопосадками. Зеленеют поля и сады, то там, то здесь видны эвкалипты и кипарисы. Серебряными бликами играют на солнце чеки - залитые водой, приготовленные для посева участки земли. Своеобразны колодцы. Это большие конусы из глины с отверстием сбоку, чтобы вода не испарялась под прямыми солнечными лучами. Везде на полях люди копошатся, работают мотыгами, пашут на ослах или горбатых коровах-зебу. Работают все вместе - и мужчины, и женщины. Лица у женщин открыты. Поля, разбитые на чеки, сменяются у дороги деревнями. Там царит оживление, очень много детей в аккуратной школьной форме и с ранцами за плечами - двадцать лет назад такое здесь невозможно было бы себе и представить. Часто они сопровождают степенно шагающего человека в городской одежде - учителя.

- Учитель в деревне - большой человек! - говорит Али.

Женщины и подростки продают овощи и фрукты. В "чайных" (или "кофейнях") степенно восседают старики. И опять поля, поля. На залитых водой чеках белыми столбиками стоят цапли. В небе парят орлы. Рощи финиковых пальм сменяются эвкалиптами и кипарисами, зарослями агавы и кактусов. В мелких и бурных речушках купаются голышом дети, женщины стирают белье, шоферы моют машины.

- В Тихаме много хорошей земли, но мало населения, - говорит всезнающий Али. - Сейчас здесь создаются производственные и сбытовые кооперативы, группы обучения ремеслам, по ликвидации неграмотности, по распространению медицинских знаний и обучению правилам гигиены. Этим занимается молодежь, приезжающая из города.

В деревне Бейт эль-Факих мы подсадили в машину крестьянина по имени Салем Ахмад. Он ехал в Таиз - продавать "фоль", белые, приторно пахнущие, похожие на жасмин цветы. Абду, кстати, их так и назвал "жасмин". Во многих арабских странах жасмин так и называется, и высоко ценится за красоту и запах. Ожерелья из цветов жасмина считаются прекрасным подарком. За плетенку цветов (без веток и листьев), небольшую по объему, Салем Ахмад рассчитывал, по его словам, выручить до пятисот риалов - сумму значительную! Для этого он должен проделать путь немалый, почти сто пятьдесят километров.

На мои вопросы он отвечал скупо, держался очень настороженно, хотя Али, выступающий в роли переводчика, изо всех сил старался преодолеть его настороженность и даже, я бы сказал, какую-то подозрительность. Нам удалось узнать, что он женат, имеет трех сыновей и трех дочерей. Жена у него только одна, заплатил он за нее недорого. Читать-писать не умеет, сколько ему лет, не знает. Работает сразу на двух шейхов - Мохаммеда Абдуллу и Ахмада Яхью, батрачит. Батраков у шейхов 50-70 человек. Сколько зарабатывает батрачеством, не говорит. Несколько раз в месяц ездит в Таиз продавать "фоль", который ему "дарят" шейхи. Лицо у него моложавое, фигура ладная, крепкая. Я бы на вид дал ему лет сорок, но Али заверяет, то ему лет 55-60.

- В Тихаме все хорошо выглядят, - говорит Али. - Не курят, не пьют спиртное, не жуют кат, едят свежее мясо и пьют свежее верблюжье молоко, целый день на чистом воздухе, все время физический труд...

Салем Ахмад всю дорогу притворялся, что плохо понимает диалект, на котором говорит Али. Он долго шарил в карманах своего старого, давно потерявшего цвет пиджака, но Али что-то сказал ему, и он сразу успокоился, повеселел, оживился... и стал куда как разговорчивее! По словам Али, он, оказывается, нас боялся. Еще бы! Незнакомые люди вдруг подсадили его в машину, что-то все выспрашивают... А если не довезут, ограбят, отнимут "фоль" и выбросят? Но теперь Таиз уже близко, да и довезли бесплатно... Это вот, правда, крестьянину непонятно - как же так, бесплатно? Но все-таки спасибо.

Стал подробнее рассказывать о своей жизни. Всех своих детей он послал в школу, сейчас быть неграмотным нельзя! А обучатся грамоте, получат профессию, то и лучше будут помогать ему, когда вырастут, а он уже совсем не сможет работать. Спросил обо мне - кто? Али ответил: русский! Удовлетворенно кивнул - русские здесь, в Тихаме, построили хорошую дорогу, по которой все ездят в Таиз и обратно. Раньше такой дороги не было.

Мы распрощались с ним в Мадине, "нижнем квартале" Таиза. Кварталу около 1500 лет, он окружен старыми крепостными стенами, доступ за которые открывают "Большие ворота" - могучее сооружение из базальта, а за ними лабиринт извилистых улочек и переулков, застроенных средневековыми двух-трехэтажными зданиями, первые этажи которых - сплошные ряды лавок и мастерских ремесленников. Там шумит восточный базар, и Салем Ахмад сразу же устремился туда и исчез в бурлении пестрой и шумной толпы.

Затем мы стали кружить по крутым, резко поднимающимся на горные склоны улочкам в поисках очередного мудира, у которого должны были быть инструкции в отношении нашего путешествия. На этот раз мы кашли его довольно быстро и получили указание ехать в отель "Плаза", оказавшийся приятным и чистеньким заведением. На внутренней стороне двери моего номера висело забавное объявление, призывающее постояльцев оставлять огнестрельное оружие и взрывчатку внизу - у портье, а также не стрелять в номерах и не манипулировать здесь ручными гранатами. Мне подумалось, что раз в таком объявлении имеется необходимость, отель, вероятно, уже бывал свидетелем сцен в духе времен американского Дикого Запада.

Мы разместились и впервые пообедали все втроем в отдельном ресторанчике, блеснувшем прекрасной и разнообразной кухней. Али с видом знатока заказал самые изысканные блюда, и его примеру последовал оробевший Абду. Судя по его виду и тому, как он смущенно озирался по сторонам, было видно, что к такому он не привычен. В "Аль-Акхве", Ходейде, он держался куда увереннее - тот "караван-сарай" был в его духе и стиле. После Ходейды и Тихамы в Таизе было свежо и прохладно, воздух бодрил, и усталость моя сразу прошла. После обеда спустился вниз на улицу, немного прошел по ней, свернул в первый же переулок направо и пошел, не торопясь, фотографируя живописные кварталы Таиза, с каждым моим шагом открывавшиеся мне во все более интересных ракурсах. Было время послеобеденного отдыха, и мне попадались лишь редкие прохожие, да иногда проносились на бешеной скорости (несмотря на крутизну и резкие повороты улиц!) лихие автомобилисты, при виде которых мне невольно вспоминались Абду и его своенравная "тойота".

В тени могучих стен здания, украшенного большой вывеской на французском языке "Индокитайский и Суэцкий банк", прямо на асфальте, вытянув ноги, расположились два йеменца. Они уже издалека с интересом рассматривали меня, и когда я с ними поравнялся, тот, что постарше, спросил меня на ломаном английском языке:

- Интересно, а из какой вы страны?

- Из СССР, - ответил я.

Он не понял, и тогда тот, что помоложе, объяснил:

- Руси!

- А-а, - с уважением протянул первый и продолжал спрашивать: - А из какого города?

- Из Москвы.

И опять на лице его отобразилось недоумение.

- Россия и Москва - это одно и то же, - вновь пояснил ему тот, помоложе.

Старший приподнял и выставил вперед подбородок, зацокал языком, что означало отрицание. Но тут из-за угла появились двое мальчишек лет по десяти и с интересом остановились перед нами, прислушиваясь к разговору.

- А вы спросите ребят, что такое СССР, Россия и Москва, - рассмеявшись, посоветовал я сомневающемуся. Тот последовал моему совету, и один из мальчишек с важным видом произнес сначала по-арабски, а затем по-английски:

- Москва - столица СССР, а СССР раньше назывался Россией. Мы это проходили в школе.

Сомневающийся с уважением покачал головой:

- Устаз... устаз...

Так обращаются к образованным, уважаемым людям.